«Что, если она понесла ребёнка или даже избавилась от него!»
Сон как рукой сняло. Он сел на постели.
– Что с тобой случилось?
Добрава приподнялась на локте, чтобы посмотреть ему в лицо.
– Ничего. С чего ты так решил?
– Ты другая. Ты разлюбила меня?
Он не думал, что произнести это вслух окажется так страшно. Добрава всегда была рядом, он даже представить не мог, как жить без неё.
– Нет, Вячко, – она усмехнулась, но как-то невесело. – Я не могу разлюбить тебя.
– Тогда в чём дело? – допытывался он, пытаясь разглядеть ответ в глазах.
– Неужели сам не понимаешь? – Он помотал головой. – Твой отец князь, и твоя невеста будет княжеской дочкой. Или дочкой какого-нибудь ярла или даже конунга. – Добрава произнесла это пугающе равнодушно, но Вячко не поверил, что ей было всё равно.
– Дядька говорил с тобой? – поджал он губы. – Угрожал?
– Чем он может мне угрожать? Нет, просто растолковал то, что я давно должна была сама понять.
– Это не так, – упрямо возразил Вячко. – Не слушай его. Да что он понимает? Не он князем будет, а я. Я попрошу у отца благословения…
Он соврал так легко, точно сам в это верил.
– Князь не позволит.
– Тогда ослушаюсь его. Когда я стану князем, то мне никто не посмеет указывать.
Он снова соврал.
– Прежде чем ты станешь князем, тебя женят на какой-нибудь знатной девице.
– Но потом-то я смогу делать что хочу.
Добрава вздрогнула, будто он ударил её.
– И сделаешь меня своей полюбовницей? – голос задрожал от обиды. – Значит, такую долю ты мне уготовил? Жить в позоре, стыдиться честных людей? Бояться твоей жены, как твоя мать всегда боялась княгини?
Вячко замотал головой, схватил Добраву за руки и попытался притянуть к себе.
– Ты что, разве матушка боялась? Да отец никогда бы не позволил обидеть её. И я не дам тебя в обиду. Что нам люди? Мой прадед женился на ведьме, а она была без роду без племени.
– Она была лесной ведьмой, а не дворовой девкой. И мать твою княгиня всё же сгубила. Или ты думаешь, она и вправду сама слегла? – с издёвкой спросила Добрава.
– Брехня, – возразил Вячко.
– Фиофано убила твою мать, а ты дурак, если думаешь, что…
– Брехня, – упрямо прорычал Вячко.
– Я выйду замуж и стану женой честного человека, – процедила Добрава.
– Не смей.
– Очень даже посмею, – она сердито сверкнула глазами. – Ты мне не князь, а я не твоя рабыня. Вот увидишь – выйду. Ты даже не знаешь, а Вадим давно за мной ходит, глаз не сводит. Вот за него и пойду.
Вячко и вспомнить не мог, кто такой Вадим, но захотел свернуть тому шею.
– Не смей.
Добрава присела, выпрямившись и гордо вскинув голову, откинула за спину косу.
– Отчего нет? У него своя лавка на площади, буду мужниной женой, а не княжеской подстилкой.
Вячко охватила злость. Он притянул Добраву, подмял под себя. Она брыкалась, зло глядя ему в глаза и повторяя без остановки:
– Думаешь, что я позволю такое? Что стану делить тебя с женой? Никогда… Лучше уж за Вадима.
Она была его, всегда только его. Не могло быть никого другого.
– Молчи, – пригрозил Вячко, не узнавая самого себя. – Молчи.
– Вот увидишь, пойду за Вадима, – с ликующей злостью прошептала Добрава.
Тёплая, мягкая, податливая под его руками.
– Молчи, – жёстким поцелуем он оборвал её на полуслове.
Она вырвалась, спрыгнула с постели и встала у двери. Могла теперь убежать, но осталась.
Вячко сел, сжимая кулаками простыню.
Добрава была его, только его.
– Хватит. Я, может, и не княжна, но гордость у меня имеется. Больше я с тобой не хочу…
– Не хочешь? Да со мной любая…
– Ах, любая, значит?
Она собралась уйти. Совсем.
Вячко испугался собственных слов, сорвался с места, упал перед Добравой на колени, уткнулся лицом в тёплый живот.
– Прости. Прости.
Он вцепился в её подол. Ни за что не отпустит. Она одна у него есть, никого больше, ничего больше. И у неё есть только он.
– Прости.
Пальцами Добрава запуталась в его кудрях, опустилась рядом, поцеловала. Её губы были солеными на вкус.
* * *
Во дворе было шумно, а Горяй продолжал работать, точно не замечая ничего вокруг. Дара не выдержала и выглянула в окно из любопытства. У крыльца собрались люди, там были и слуги, и бояре, и, кажется, даже княжич Вячеслав.
– Что происходит?
– Ждут княжеского сына, – не отрываясь от своих записей, ответил Горяй.
– Мечислава? Он жив?
– Нет, другого. Старшего.
Дара снова посмотрела в окно.
– Можно мне тоже пойти посмотреть?
Горяй недовольно скривился.
– Я скоро с ума сойду от скуки. Пожалуйста.
Неохотно чародей отложил в сторону перо.
– Хорошо. Только не заговаривай ни с кем. И не смотри ни на кого.
Дара повела бровью. Она как раз ради этого и желала выйти на улицу: чтобы увидеть хоть кого-то, кроме Горяя и Вячеслава.
– Не смотри ни на кого так сердито хотя бы, – улыбнулся чародей. – Люди шепчутся, боятся.
На улице было людно, и Горяй, схватив Дару за рукав, отвёл в сторону, почти на самый угол дворца, где они ближе остальных оказались к воротам. Впервые за всё время Дара вышла на улицу не для того, чтобы сразу пойти в храм, а просто так. Она вздохнула полной грудью свежий воздух, и улыбка расплылась на лице сама собой.
– Вовремя мы, – произнёс Горяй.
Через ворота проехали всадники, впереди на гнедом коне держался мужчина в красных одеяниях. Он ничем не походил на Вячеслава. Черноволосый, смуглый. Князь держался так величественно, так гордо, что Дара не смогла оторвать от него глаз.
– Ярополк правит в городе Снежном, – прошептал чародей, но это и так было известно Даре. – Вернулся из-за войны. Говорят, что Мстислав сам поведёт войско к Ниже, но в Златоборске должен остаться его сын. Старший сын. Слабый сын.
Дара не поняла, отчего Горяй называл Ярополка слабым, он был шире и мощнее Вячко и Мечислава. Мельком, не примечая никого, он скользнул взглядом по толпе, и у Дары не возникло сомнений, что за ним легко шли люди, без сомнений верили в его силу.
Но Горяй часто говорил странные вещи, и Дара решила не придавать тому значение.
