* * *
Голос князя прозвучал слишком холодно, слишком равнодушно:
– Женись на своей Добраве, я возражать не буду. Даже благословлю вас, но только если ты откажешься от княжеского имени, от своего рода и уедешь навсегда из моих земель.
Вячко окаменел, а отец продолжил:
– Спроси, может, Ярополк примет тебя к себе в дружину. В Снежном всегда нужны хорошие воины.
Зубы заскрипели, задёргались брови. Под кожей заходили желваки.
– Да ты издеваешься, старик?!
Кубок отлетел в сторону, вода разлилась по столу. Вячко подскочил, сжав кулаки. Кровь ударила в голову, оглушила ярость.
– Тебе нравится потешаться надо мной? Обращаться со мной как с мальчишкой?!
Он был готов ударить.
Князь Мстислав даже бровью не повёл.
– А ты спрашиваешь, почему я тебя на княжение до сих пор не посадил? Как ты будешь править, мальчик, если до сих пор не понял, что должно князю, а что нет?
– А ты понял? Ты же спал с моей матерью, ты сделал её полюбовницей. Раз ты такой мудрый, так отчего не жил со своей женой? Может, потому, что Фиофано тебе до тошноты противна?
Отец рявкнул, точно бойцовский пёс:
– Закрой рот.
Замерев, Вячко уставился ему прямо в глаза. С вызовом, с непокорностью. Но Мстислава это не впечатлило.
– Я женился на том, на ком требовалось для блага государства. Я воспитал своих детей так, как требовалось для государства. И да, допустил ошибку, когда оставил твою мать в столице. И ты должен на той ошибке научиться, если не хочешь, чтобы Добраву не отравили однажды или не зарезали прямо в твоей постели. Или думаешь, бояре стерпят оскорбление, если безродная девка станет над ними госпожой? Если боярам придётся кланяться в ножки простолюдинке?
В голове загудело, точно от выпитого вина. Вячко нахмурился, попытался вылезти из-за стола и споткнулся о лавку.
– Ей никогда не стать княгиней, Вячко. Наша бабка была лесной ведьмой, её боялись и почитали. Ей слова никто поперёк сказать не смел, но второй, такой как Злата, нет и не будет. Эта Дарина ей и в подмётки не годится…
Что-то было в его словах, что заставило насторожиться, прислушаться.
– Почему это?
– Потому что нет у неё чародейского дара, а если и есть, как говорит Горяй, то его невозможно пробудить. И если она окажется бесполезной, дела наши ещё хуже, чем я думал.
– Может, ей нужно время?
– Или толчок.
Великий князь отломал кусочек хлеба, закусывая мясо.
– Кабан слишком жирный, да? – спросил он как ни в чём не бывало.
– Какой толчок?
Устало отец вздохнул, поднял руку и медленно опустил, повелевая присесть. Вячко не пошевелился.
– Сядь, не побежишь же ты к ней на выручку?
– Какой толчок, отец?
Во взгляде Мстислава не было ни удовлетворения, ни спокойствия. Только теперь Вячко разглядел за усталостью волнение и даже тревогу.
– Какой толчок? О чём ты говоришь?
– Ты только пойми, девчонка нужна нам живой, только если от неё есть толк. Никто не хочет её убивать. Но если не получится по-хорошему, придётся действовать жёстче.
* * *
Мысли растворились под потоками воды и мыльной пены. Дара не хотела возвращаться, не хотела ложиться в свою постель в княжеском дворце. Не хотела встречаться на следующий день с Горяем и князьями. Разрешат ли ей теперь уйти?
Дару вдруг пробрал озноб, и она поспешила вернуться в парилку, подбросила поленьев в огонь и села обратно на лавку, наслаждаясь теплом. Стоило привести мысли в порядок, прежде чем ложиться спать. Нужно было придумать, как добраться до Рдзении и найти там Весю.
Что стоило знать одинокой девушке в пути? Как она защитит себя, раз ведьмовская сила её покинула? У Дары был скренорский нож, подаренный Ярополком, но она не умела им пользоваться.
Впереди предстояло ещё немало трудностей, но они уже не пугали. Дара представила, как она встретится с сестрой, как они вернутся домой и снова всё станет по-прежнему.
Дверь в мыльню скрипнула. Кто-то вошёл. Дара встрепенулась, подхватила полотенце с лавки, обернулась, пряча наготу.
– Кто там?
Что-то тяжёлое протащили по полу. Дверь в парную вздрогнула, и Дара вскочила с места, схватилась за ручку, потянула на себя.
– Кто там?
Но никто не попытался войти. Наоборот, шаги удалились. Снова стало тихо. Дара прижалась ухом к двери, прислушалась. Ни звука. Анчутки перебрались на верхние полати, с любопытством крутя головами. Их огромные круглые глаза не мигали, смотрели прямо на Дару.
– Брысь!
Духи разлетелись в стороны, спрятались в щелях между досками.
Осторожно Дара толкнула дверь. Она не поддалась. Толкнула сильнее, бесполезно. Ударила кулаками, упёрлась, снова ничего.
Её заперли.
Бесполезно было толкать дверь, ту подпёрли с другой стороны чем-то тяжёлым, и силы Дары оказалось недостаточно, чтобы её открыть. Она попробовала раз, другой, заколотила кулаками, отбила руки, ноги, но так и не справилась.
В парилке было душно. Печка топила горячо, весь воздух выел жар. Ярко горел огонь, он не скоро затух бы сам по себе, а ни воды, ни песка не осталось. Как скоро Даре станет плохо? Она была молодой, здоровой и могла долго продержаться. Но сколько? Придёт ли кто-нибудь за ней или до самого утра она останется здесь?
– Откройте! – Дара ударила кулаком по двери. – Откройте!
Это было сделано нарочно. По злому умыслу. Кто бы ни запер Дару, он не желал ей добра и опасался столкнуться лицом к лицу. Он наблюдал тайком, дождался, чтобы ушёл Горяй и она осталась одна.
Жарко было, как внутри печи, но по позвоночнику пробежал холодок. Сколько Дара продержится? Сколько вытерпит?
Ещё несколько раз она ударила в отчаянии по двери, села на лавку, пытаясь собраться с мыслями. Она справится, она крепкая телом, молодая. Что ей растопленная баня? Что духота? Нужно было только дождаться утра, когда придут слуги вымыть баню для господ.
Потекли мысли медленные, тягучие, как смола. Дара прикрыла глаза, вздохнула глубоко. Как долго она продержится?
Банник у печи зашуршал угольками.
– Ты назло, что ли, огонь сильнее разжигаешь? – процедила сквозь зубы Дара.
Дух хихикнул проказливо и нырнул в темноту. Из щелей выглянули анчутки. Заскрипели острыми зубами.
– Брысь.
Они подождали, пока она снова прикроет глаза. Подкрались ближе, ещё ближе и вдруг вцепились зубами в кожу.
– Ай! Твари!
Дара подскочила, сбросила анчуток. Голова закружилась, в глазах потемнело.
