Город был уже в значительной степени русифицирован, но деревни вокруг него в большинстве своем населяли представители татар и других тюркских, а также финно-угорских меньшинств. Вследствие этого Казань стала одной из первых для российского самодержавия лабораторией по изучению взаимодействия с восточными народами. В то же самое время, вплоть до наступления эры железных дорог, Казань удерживала свои позиции как главный перевалочный пункт для торговли с Востоком. Усиление и разветвление имперской бюрократии привело к тому, что Казань стала главным административным центром по управлению азиатскими владениями
407. Таким образом, в XIX в. Казань стала главным сторожевым пунктом империи в отношениях с Востоком. Подобно тому как Санкт-Петербург служил главным каналом для общения с Европой, Казань стала для императорской России, по выражению одного американского ученого, «окном на Восток»
408.
В 1804 г. Александр I постановил основать три новых университета в империи, и Казань стала местом учреждения одного из них. С учетом расположения города не удивительно, что одной из специализаций нового учебного заведения стало изучение Азии. Указ Александра предполагал также создание в некоторых новых университетах кафедр восточных литератур, но развивались они очень медленно. Только в Казани, в восточной почве семена быстро дали всходы. Разнообразные восточные народы, административное управление Сибирью и увлеченные Азией ученые – все это способствовало созданию в молодом университете идеальных условий для созревания и процветания ориенталистики.
На протяжении XVIII в. в Санкт-Петербурге и других местах уже были спорадические попытки изучения Азии. Однако ни одна из них не создала прочной основы и системного подхода. Кроме того, как царской милостью в Казани возникло высшее учебное заведение в 1804 г., так же спустя полвека развитие ориенталистики мгновенно застыло, когда императорским указом все учебные планы были сосредоточены на факультете восточных языков Санкт-Петербургского университета. В тот же период в других городах империи также возникли центры изучения Востока – Лазаревский институт в Москве (с 1921 г. Московский институт востоковедения), недолго существовавший во Владивостоке Восточный институт. Однако за несколько десятилетий своего первенства в этой сфере Казанская школа заложила основы ориенталистики в русской академической науке.
Благодаря значительной татарской общине и тесным связям с Ближним Востоком, Казань в большей мере, чем любой другой крупный центр ориенталистики в имперской России, усложняет разделение «по Саиду» на «своих» и «других». Однако в Казани существовали наиболее тесные связи между наукой и государством. Азиатские языки в университете преподавались в первую очередь для подготовки государственных чиновников к службе в Азии как внутри империи, так и за ее границами. Когда Казанская духовная академия стала предлагать курсы турецкого, арабского и монгольского языков, то ее целью была подготовка миссионеров для проповеди слова божьего среди нехристианских меньшинств империи
409.
Основания ориенталистики в Казани были заложены задолго до того, как в 1805 г. университет открыл свои двери. Полувеком ранее императрица Елизавета постановила учредить городскую гимназию, и ее первый директор настойчиво проводил идею включения в учебные планы татарского языка. Екатерина Великая под впечатлением от торжественного визита 1767 г. удовлетворила этот запрос в 1769 г. Согласно ее указу осенью того же года в гимназию для преподавания татарского языка переводился из адмиралтейства татарский переводчик Сагит Хальфин. Его курс имел сугубо прагматический характер и был нацелен на воспитание умелых государственных переводчиков
410. Ценность его уроков была доказана уже через пять лет, когда после кровавого Пугачевского восстания власти империи поручили ученым исследовать причины недовольства среди национальных меньшинств, живших на Волге и присоединившихся к бунтовщикам
411.
Уже Екатерина рассматривала возможность открытия еще нескольких университетов вдобавок к основанному при Елизавете в 1755 г. Московскому, но только ее внуку, Александру I удалось решить эту задачу, указами 1802 и 1804 гг. он учредил (и возродил) университеты в Вильнюсе, Казани и Харькове
412. В течение первой, более либеральной фазы своего правления инициативы Александра были в основном связаны с сохранением лучших традиций эпохи Просвещения, и он дал университетам значительную автономию. Однако в то же время его указы подчеркивали утилитарную государственную цель по воспитанию чиновников, преподавателей и ученых-естественников для нужд империи
413. Университетам также отдавались полномочия по надзору за всеми низшими учебными заведениями в учебном округе, центром которого они являлись. Как самый восточный университет империи, Казанский отвечал за все светские учебные заведения в огромном регионе, охватывающем Нижегородскую, Пензенскую и Саратовскую губернии в Центральной России, а также всю Сибирь и Кавказ
414.
Указ императора Александра I предполагал создание кафедр восточной словесности (т. е. арабской и персидской) в Московском и двух новых университетах – Харьковском и Казанском
415. Первым вакансию заполнил Харьковский университет, взяв на работу в 1805 г. лютеранского пастора Иоганна-Готфрида Берендта и поручив ему преподавать иврит и другие восточные языки. Этого клирика можно считать первым профессором ориенталистики в российских университетах, но это назначение сложно признать очень успешным, так как уже на следующий год его уволили. Кафедра оставалась вакантной два десятилетия, до тех пор, пока в 1829 г. ее не занял выпускник Лейпцигского университета Бернхард Дорн. Его сотрудничество с Харьковским университетом продлилось немного дольше, чем Берендта, он читал курсы арабского и персидского семь лет. Однако когда в 1835 г. Министерство иностранных дел переманило его в свою школу азиатских языков в Санкт-Петербурге, преемник назначен так и не был
416.
