— Насчет лошадей я не сомневался. Земли тут богатые, стоит только удалиться от болот.
— Но ублюдки ведь приплыли на корабле, — заметил Финан. — И никто не упомянул, что при них были лошади.
— Значит, они раздобыли их у городских жителей.
— Или к ним пришло подкрепление, — мрачно предположил ирландец. — Нехорошо это все. Лучше бы нам убраться восвояси.
Финан не был трусом. Я бы устыдился, даже допустив подобную мысль. Ну конечно он не был трусом! Финан — из самых храбрых людей, каких мне доводилось знать, а мечом орудует с молниеносной скоростью и смертоносным искусством. Но в тот день его обуревали мрачные предчувствия. То было ощущение страха, вроде бы не основанного ни на чем, что можно увидеть или услышать, но не менее реального. Он говорил, что ирландцам доступно знание, закрытое для остальных народов, что им дано чуять судьбу. И хотя Финан был христианином, он верил, что мир населен множеством духов и невидимых существ. В ту ночь он пытался убедить меня вернуться на «Сперхафок» и уплыть обратно на север. Нас так мало, твердил он, а враги так многочисленны.
— И еще я видел тебя мертвым, — закончил мой друг. Эти слова явно дались ему с трудом.
— Мертвым? — переспросил я.
— Ты лежал голый, весь в крови, посреди ячменного поля. — Он выждал, но не услышал от меня ответа. — Надо бы нам вернуться домой.
Хотелось последовать его совету. А видение — или сон — Финана почти убедило меня. Я коснулся амулета в виде молота.
— Раз уж мы забрались так далеко, то я должен поговорить с Эдгифу, — решил я.
— Но зачем, бога ради?
Разговор состоялся еще в таверне, на скамье близ очага. Все наши храпели вокруг. Ветер все еще гремел ставнями и рвал соломенную кровлю, а дождь лил через отверстие в крыше, капли шипели, попадая в огонь, но буря ушла в море, и только ее остатки нарушали покой ночи.
— Потому что ради этого я сюда пришел, — упрямо ответил я.
— Предполагалось, что она соберет ополчение из кентцев, не так ли?
— Так обещал мне священник.
— И это ей удалось?
— Ответ ты знаешь не хуже меня. — Я вздохнул.
— Но завтра мы отправимся вглубь страны? — уточнил мой друг. — Лошадей у нас нет. Что, если нас отрежут от гавани?
Я хотел сказать ему, что обязан исполнить клятву, но Финан, разумеется, был прав. Есть и другие способы сдержать обещание, данное Этельстану. Я мог примкнуть к нему в Мерсии, а вместо этого предпочел поверить попу и воспылал надеждой возглавить отряд мятежных кентских воинов и напасть на Этельхельма прямо внутри Уэссекса.
— Пусть я дурак, — сказал я вместо этого Финану, — но завтра мы найдем Эдгифу.
Он уловил решимость в моем голосе и смирился.
— Удивительные вещи способна проделать с мужчиной пара благоуханных титек, — заметил он. — Тебе стоит поспать.
И я уснул. Теперь же я стоял на окраине Фэфрешема, Эдрик пропал, и ближайший мой друг предчувствовал беду.
— Подождем до сумерек, — решил я. — Если Эдрик не придет, вернемся на «Сперхафок».
— Хвала Богу, — выдохнул Финан. Не успел он перекреститься, как из зарослей терновника вынырнул Эдрик.
При нем были каравай хлеба и головка сыра.
— Господин, еда обошлась мне в шиллинг, — сообщил разведчик.
— Ты ходил в город?
— Господин, он кишмя кишит ублюдками. Плохие новости: вчера, как раз перед тем, как разразилась буря, прибыли еще шестьдесят человек. Пришли из Лундена, и все до единого в этих дурацких красных плащах. И верхом.
Я выругался, Финан перекрестился.
— Госпожа по-прежнему в монастыре, — продолжил Эдрик. — Вытащить ее оттуда они не пытаются, по крайней мере пока. О смерти короля новостей нет. Господин, с тебя шиллинг.
Я дал ему два.
— Откуда у тебя все эти сведения?
— Со священником поболтал, — доложил разведчик. — Отец Рэдвульф. Хороший человек. Дал мне благословение, честное слово!
— Что ты ему сказал о себе?
— Правду, конечно, что мы собираемся вызволить госпожу.
— А он?
— Ответил, что будет молиться за нас.
Мне пришло время очнуться от своих дурацких грез. Здесь, на сырой траве за терновой изгородью, реальность стряхнула с меня сон. Город полон врагов, мы пришли слишком поздно, я проиграл.
— Ты был прав, — уныло сказал я Финану.
— Я ведь ирландец и, разумеется, был прав.
— Мы возвращаемся на «Сперхафок», — заявил я. — Сожжем три Этельхельмовых корабля в гавани и пойдем обратно на север.
Отец когда-то советовал мне давать поменьше клятв.
— Клятвы связывают, парень, — растолковывал он. — А ты глуп. Ты дурак от рождения. Ты сначала прыгаешь, а потом думаешь. Так что хорошенько раскинь мозгами, прежде чем дать клятву.
Я снова свалял дурака. Финан прав, Сигтригр прав, Эдит права, и мой отец тоже был прав. Нечего мне тут делать. Пора прекращать эти пустые хлопоты.
Вот только они не желали прекращаться.
Потому что появились всадники.
Глава 4
Всадников было тридцать шесть, все в кольчугах и со щитами, а у половины имелись длинные копья. Двигались они с востока, объезжая небольшое пастбище, на котором мы сгрудились за терновой изгородью. Мы их видели, они нас пока нет.
Первым моим побуждением было выхватить Вздох Змея, а первой мыслью — что люди Этельхельма раскусили Эдрика и проследили за ним по дороге из города. В следующий миг я сообразил, что у нас мало щитов. Пехотинцы с недостатком щитов — легкая добыча для конных. А потом до меня дошло, что всадники не в красных плащах, да и на щитах не прыгающий олень, а какой-то иной зверь — краска выцвела, и мне не удавалось распознать символ.
Предводитель конников наконец заметил нас и вскинул руку, приказывая своим остановиться. Лошади развернулись в нашу сторону, тяжелые копыта месили набухший дерн, превращая его в комки грязи.
— Что у них на щитах? — спросил я у Финана.
— У одних бычья голова с окровавленными рогами. У других — перекрещенные мечи.
— Кентцы, — сказал я, с облегчением выдохнув.
Как раз в этот миг прибывшие разглядели наши щиты с прыгающим оленем и бордовые плащи, их мечи покинули ножны, шпоры вонзились в бока коней, а копья наклонились.
— Опустить оружие! — скомандовал я. — Опустить щиты!
Здоровенные кони взбирались по раскисшему склону, острия копий поблескивали. Я пробежал несколько шагов им навстречу, остановился и воткнул Вздох Змея острием в траву.
— Мир! — крикнул я приближающимся всадникам и раскинул руки, показывая, что при мне нет оружия и щита.
