— А на самом деле я не такой уж и здоровяк получился. Не чета тебе, верзила!
— Скорее хорек, чем поросенок, — заметил я.
— Присутствовала при моем рождении одна мудрая женщина, — продолжил Финан, не обратив внимания на мою иронию. — Она умела читать по крови.
— Как это?
— Ну, видеть будущее, понятное дело! Она посмотрела на кровь на моем крошечном тельце, прежде чем меня обмыли.
— На крошечном тельце, — повторил я и рассмеялся. От хохота заныли переломанные ребра. — Но это ведь колдовство, а мне казалось, что ирландцы сплошь христиане?
— Христиане. Мы просто не прочь приправить христианство щепоткой безобидного колдовства. — Он усмехнулся. — Та женщина сказала, что я проживу долгую жизнь и умру в собственной постели.
— Так и сказала?
— Именно так, — подтвердил Финан. — А та мудрая женщина никогда не ошибалась! А едва ли у меня найдется в Лундене собственная постель, а?
— Держись подальше от кроватей и будешь жить вечно, — посоветовал я. «А мне следует избегать ячменных полей», — мелькнула у меня мысль.
Я понимал, чего ради Финан рассказал мне о пророчестве той мудрой женщины. Он старался приободрить меня. Старый друг знал, что я не хочу возвращаться в Лунден, а Мереваля побуждаю атаковать только потому, что люди ждут, что я поведу их в бой. На самом же деле я хотел всего лишь вернуться домой: поскакать по большой дороге в Нортумбрию и обрести безопасность под защитой беббанбургских стен.
Но, стремясь к покою родных владений, я также желал и восстановить честь. Я был унижен, а мой меч похищен. Финан, постоянно подбивавший меня вернуться домой, теперь призывал снова пойти в бой. Крылось ли дело и в его чести тоже?
— Это очень опасно, — напомнил я ему.
— Еще бы не опасно! Вся жизнь опасна! Но разве мы позволим этому ублюдку Ваормунду похваляться, что он победил тебя?
Я не ответил, но думал о том, что всем суждено умереть, а когда мы умрем, от нас останется только честь. Так что, хочу я того или нет, мне предстояло идти в Лунден.
Именно поэтому сто восемьдесят из подчиненных Мереваля принялись тем вечером скоблить щиты. Достаточного количества извести, а уж тем более смолы при нас не имелось, так что, вместо того чтобы перекрасить щиты, воины соскабливали с них ножами и теслами эмблему Этельстана в виде дракона с молнией в лапах. Когда ивовые доски были полностью вычищены, при помощи раскаленного клейма на белесой древесине выжгли кресты. Символ получился грубоватый, не то что три короны, с которыми щеголяли восточные англы, и не прыгающий олень Этельхельма, но это было лучшее, что я смог придумать. Даже мне самому придется нести щит с христианским символом.
Дело в том, что нам предстояло отправиться в Лунден под видом восточных англов, прибывших на пополнение растущего гарнизона. Мереваль и Хеорстан возражали против плана, но их настойчивость ослабела, когда другие командиры как один высказались за то, чтобы атаковать, а не сидеть в Верламесестере. Окончательно убедили их два довода, и оба привел я, хотя в глубине сердца ни в один из них не верил. Я хотел отправиться домой, но меня связывала клятва и желание вернуть Вздох Змея.
Первый довод заключался в том, что, пока мы ждем, войско Этельхельма неотвратимо набирает силу. Это была правда, хотя гарнизон Лундена и так пугающе превосходил нас. Мереваль выделил мне сто восемьдесят человек, и нам предстояло напасть на город, в котором размещалась по меньшей мере тысяча, а то и две воинов.
Такой перевес любого отвратил бы от идеи следовать за мной, но я привел второй довод, который убедил сомневающихся. Я рассказал про восточных англов, с коими встречался в «Мертвом дане», и об их нежелании воевать.
— Они там находятся только по приказу своего лорда, а не потому, что хотят драться, — сказал я.
— Но это не означает, что драться они не станут, — заметил Мереваль.
— Чего ради? — возразил я. — Западных саксов они ненавидят! Какая армия последней вторгалась в Восточную Англию?
— Уэссекская.
— А Восточная Англия — страна гордая, — напирал я. — Она лишилась короля, ею правили даны, но теперь Уэссекс дал им короля, и он местным не нравится.
— А мы понравимся им больше? — усомнился Мереваль.
— Они объединятся с врагом своего врага, — заявил я. Именно в это утверждение я и не особо верил.
Вполне вероятно, что часть восточных англов действительно перейдет на сторону Мерсии, тогда как остальные предпочтут не воевать вовсе. Однако сложно убедить людей восстать против своего господина. Они держат от него землю, обращаются к лорду за провизией в трудные времена, за серебром во времена хорошие, и даже, если лорд служит жестокому и подлому королю, он остается их господином. Быть может, особого рвения в бою они не проявят, но сражаться будут. Мне эта правда была известна, и Меревалю тоже, но в конце концов его удалось убедить. А может быть, убедили его вовсе не мои доводы, а пламенная речь отца Оды.
— Я из Восточной Англии, и я дан, — начал он. При этих словах послышался ропот, но Ода, высокий и строгий, даже бровью не повел. В нем ощущались сила и властность, и ропот постепенно стих. — Меня воспитывали как язычника, но милостью Господа нашего Иисуса Христа я отыскал дорогу к Его престолу и стал одним из Его служителей. Мой народ — христиане! У меня нет отечества. Я сбежал из Восточной Англии, чтобы жить в Уэссексе, где служил в доме Этельхельма. — Тут люди снова загудели, но негромко и замолчали сразу же, как только Ода воздел руку. — И в доме Этельхельма, — продолжил он, убедившись, что его слышат во всех концах площади, — я заглянул в лицо зла. Я видел лорда без чести и принца, в коего вселился дьявол. Эльфверд, — это имя сорвалось с уст Оды как плевок, — мальчик жестокий, мальчик лживый и грешный! Я снова сбежал, на этот раз в Мерсию, где нашел принца боголюбивого, человека чести. Я нашел короля Этельстана!
Теперь слушатели загудели одобрительно, но Ода снова вскинул руку, призывая к тишине, и продолжил:
— Восточные англы будут воевать! Но что такое Восточная Англия? Разве это страна? Ее последний саксонский король умер поколение назад, ею правили даны, а теперь западные саксы! Это народ без страны, но желающий ее обрести. В Писании святой Петр говорит нам, что не имеющие своей страны принадлежат к стране Божьей. И в той стране Бог наш господин и наш правитель, а Этельстан Мерсийский — орудие в руках Его. И обездоленные из Восточной Англии пойдут за нами! Они будут сражаться за нашего Бога, потому что хотят жить в Божьей стране и быть Божьим народом. Таким, как мы!
Я только ошеломленно смотрел, как люди встают и разражаются восторженными криками. Мне не потребовалось больше ничего говорить, потому как отчаянная вылазка горстки воинов в Лунден превратилась вдруг в священную миссию. Дай людям волю, они поскакали бы в Лунден в тот же самый миг, в ожидании, что восточноанглийские войска Этельхельма переметнутся к нам, едва завидев наши знамена.
