— Эта битва закончилась, — обратился я к врагам, теснившимся под крестом, украшавшим штевень корабля. — Не стоит умирать ни за грош.
Мы потопили одно судно и захватили два.
— Складывайте щиты! — продолжил я, делая шаг вперед. — Все кончено!
Щиты загремели по палубе. На доски упали мечи и копья. Все сдались, кроме одного упрямого воина. Всего одного — молодого, высокого, с густой белой бородой и яростными очами. Он стоял на носу, держа длинный меч и простой щит.
— Бог с нами! — взывал он. — Бог нас не оставит! Бог никогда не подведет! — Упрямец громыхнул клинком по щиту. — Поднимите оружие и убейте их!
Ни один из его товарищей не шелохнулся. Они понимали, что побиты, и надеялись только на милость с нашей стороны. Юнец, поверх кольчуги у которого висело на серебряной цепи распятие, в последний раз ударил мечом, сообразил, что остался один, и, к моему изумлению, спрыгнул с носовой площадки и сделал два шага по направлению ко мне.
— Ты Утредэрв? — осведомился он.
— Кое-кто так меня называет, — любезно признал я.
— Нас послали убить тебя.
— Не вам первым дают такое поручение, — сказал я. — Кто ты?
— Избранник Божий.
Лицо его обрамлял шлем, искусной работы вещь, окованная серебром и с крестом на шишаке. Красивый был молодец, высокий и гордый.
— У Божьего избранника есть имя? — спросил я.
Сунув Осиное Жало Осви, я выхватил из подбитых войлоком ножен Вздох Змея. Божий избранник решил драться, причем один на один, так что Вздоху Змея достанет места, чтобы излить свою ярость.
— Мое имя Бог ведает, — гордо ответил юнец. Он обернулся. — Отче!
— Сын мой! — отозвался резкий голос.
Говорил священник, что стоял среди копейщиков на носу, и по этому скрежещущему голосу я узнал того, кто подбадривал воинов убивать нас.
— Если я умру, то попаду на небо? — с искренним волнением спросил юнец.
— Сын мой, сегодня же будешь рядом с Богом. Среди блаженных святых! Потрудись же во имя Господне!
Молодец опустился на миг на колени, закрыл глаза и неуклюже перекрестился рукой, держащей меч. Люди Эгила, мои дружинники и выжившие враги смотрели на все это. Кое-кто из моих воинов-христиан тоже осенил себя крестом. Молятся они за меня или просят прощения за то, что захватили корабль с крестом на штевне?
— Не валяй дурака, парень, — посоветовал я.
— Я не дурак, — гордо возразил он, поднимаясь. — Бог не выбрал бы дурака для угодного Ему дела.
— Это какого же?
— Избавить землю от твоего подлого существования.
— По моему опыту, — заметил я, — твой Бог почти всегда выбирает дураков.
— Ну, тогда я дурак Божий, — с вызовом провозгласил юнец.
За спиной у него загремело, и он в испуге обернулся, но увидел, что это всего лишь еще один из его товарищей бросил на палубу щит и копье.
— Тебе не помешало бы крепче верить, — укорил он труса, а потом повернулся и кинулся на меня.
Само собой, он был храбрым. Храбрым и глупым. Он знал, что обречен на смерть. Может, и не от моей руки, ведь, если даже ему удастся убить меня, мои люди изрубят его в куски. Идиот отдавал себе в этом отчет и понимал, что жить ему осталось считаные минуты, но надеялся обрести новую жизнь в залитой солнцем скукотище христианского рая. Верил ли парень, что способен победить меня? В бою все возможно. Он вполне мог сразить меня, если преуспел в обращении с мечом и щитом — этих искусствах, делающих воина великим. Но похоже, вера его коренилась не в кровью и потом обретенном мастерстве, а в надежде на то, что его Бог спустится с небес и дарует ему победу. Вот эта глупая вера и гнала его в бой против меня.
Пока он молился, я высвободил левую руку из внутренней скобы щита и теперь держал его только за внешнюю петлю. Противник это наверняка заметил, но значения не придал. Щит и меч я опустил, дожидаясь, пока враг не окажется в шести или семи шагах от меня, потом отвел левую руку и бросил щит. Метнул я его понизу с силой и целился ему в ногу. Расчет оказался верным: он споткнулся о щит, корабль подпрыгнул на волне и малый отлетел к банке. Я сделал шаг вперед, одним взмахом Вздоха Змея рубанул по его мечу, и тот с глухим звоном переломился. Пока две трети его клинка скользили по доскам, он в отчаянии попытался достать огрызком мое бедро. Я перехватил его кисть и крепко сжал.
— Неужели тебе и впрямь так неймется умереть? — поинтересовался я.
Он вырывался из моей хватки, потом попытался ударить меня окованным краем щита, но тот только шлепнул меня по бедру.
— Дай мне другой меч! — потребовал юнец.
Я рассмеялся:
— Повторяю вопрос, дурень: тебе и в самом деле так неймется умереть?
— Бог велел мне убить тебя!
— Бог? Или священник, наливший яда в твои уши? — уточнил я.
Он снова дернул щитом, и мне пришлось поставить Вздох Змея так, чтобы помешать ему.
— Бог велел мне, — упрямо повторил юнец.
— Тогда твой Бог такой же дурак, как и ты, — отрезал я. — Откуда ты заявился, глупец?
Парень помялся, но я выкрутил ему кисть и больно заломил руку.
— Из Уэссекса, — пробормотал он.
— Это я по твоему говору понял. Откуда именно из Уэссекса?
— Андефера, — против воли признался он.
— А Андефера находится в Вилтунскире, — сказал я. Он кивнул. — Где олдерменом является Этельхельм, — добавил я и заметил, как вздрогнул юнец, услышав имя. — Бросай меч, парень.
Он упирался, но я снова выкрутил ему кисть, и ему пришлось бросить огрызок меча. Судя по рукояти с золотой инкрустацией, оружие было дорогим, но сломалось при ударе Вздоха Змея. Я швырнул эфес Осви.
— Возьми этого набожного дурака и привяжи его к мачте «Сперхафока», — распорядился я. — Пусть живет.
— Вопрос в том, выживет ли «Сперхафок», — сухо заметил Финан. — У него течь.
Я бросил взгляд через палубу захваченного корабля и убедился, что Финан прав.
«Сперхафок» тонул.
Тараня первого противника, «Сперхафок» проломил две доски и начал погружаться носом. Когда я перебрался на него, он уже глубоко осел. Гербрухт, великан-фриз, разломал палубный настил, и теперь люди переносили балластные камни на корму, чтобы выровнять судно.
— Господин, мы сможем залатать его! — крикнул Гербрухт, заметив меня. — Течь только с одного борта.
— Люди нужны? — спросил я.
— Сами управимся!
Эгил прошел следом за мной на корму «Сперхафока».
— Последний уходит, — пробормотал он, глядя на меньший из вражеских кораблей, который почти уже скрылся за южным горизонтом.
