— Я просто не могу понять, почему ты решила утаить подобную вещь? Ты понимаешь, что мистер Пелли совершил уголовно наказуемый поступок? Это по меньшей мере изнасилование, даже если он не имеет отношения к тому, что случилось под мостом.
Кровь отливает от ее лица. Она учащенно дышит и поблескивает глазами, но не находится с ответом. Я набираю в грудь побольше воздуха и делаю еще одну попытку:
— Ты моя дочь, Мэдди. Я обычная мать — такая же, как и Пратима. И я тревожусь о том, что другие девочки могут находиться в опасности, если они контактируют с этим человеком. — Я наклоняюсь вперед, упираясь руками в стол. — Есть что-то еще, о чем ты умалчиваешь?
Она не отвечает. С улицы доносится отдаленный вой полицейской сирены. Вероятно, очередная авария на автостраде после первого сильного снегопада в этом году.
Я облизываю губы.
— Ты знала о том, что Лайам фотографировал вас у костра?
Никакой реакции. Мышцы шеи напрягаются, когда я вспоминаю о снимке, который взяла из ее тумбочки.
— Он фотографировал тебя и твоих подруг?
Что-то мелькает в ее глазах, и тогда я понимаю, что фотография, которую я нашла в ее комнате, была сделана Лайамом.
— Кому какое дело до того, что он снимает? Он вечно фотографирует повсюду. Таскается за девушками со своей камерой, словно какой-то мелкий извращенец. — Она быстро собирает свои книги, разложенные бумаги и встает. — Я иду наверх; мне нужно доделать домашнюю работу.
— Мэдди? — окликаю я.
Она останавливается у лестницы, но не оглядывается на меня.
— Ты уверена, что не знаешь, что случилось с твоим кельтским медальоном?
— Я же сказала. Я долго не носила его и не думала об этом.
— Ты видела фотографии предметов, найденных рядом с телом Лиины. Медальон…
— Если это мой медальон, то Лиина давным-давно украла его. Точно так же, как она украла записную книжку Бет. Точно так же, как она крала вещи у всех остальных. Я сказала детективу О’Лири, что она была у нас дома; должно быть, тогда это и случилось.
— А когда именно она была у нас дома?
Мэдди круто разворачивается.
— Как я и сказала, около месяца назад. Когда ты была на работе… а когда ты не бываешь на работе? Даже отец говорит об этом. Тебе так хочется поскорее занять место твоего отца, что ты понятия не имеешь, что происходит в твоем собственном доме. Лиина приходила одолжить учебник для домашней работы.
Она с топотом поднимается по лестнице. Я прижимаю ладонь к животу. Меня мутит.
Тринити
Наше время
Четверг, 19 ноября. Наши дни
— Шеф Такер! — окликаю я на ходу начальника полицейского отделения Твин-Фоллс, который идет через автостоянку к своему автомобилю. Он останавливается и поворачивается ко мне.
Я подхожу к нему, совсем запыхавшись. Я прикрываюсь зонтиком в меркнущем свете, а он стоит под дождем с непокрытой головой. Я подстерегла его возле участка.
— Меня зовут Тринити Скотт. Я…
— Я знаю, кто вы такая. Я сказал по телефону, что не буду участвовать в этом. У вас есть все материалы по старому делу.
Он тянется к дверной ручке.
— Да, большое спасибо, — быстро говорю я. — Но мне также хотелось бы задать вам несколько вопросов о городской жизни в то время и о ваших личных соображениях насчет расследования.
— Это противоречит нашим правилам. Обратитесь к сотруднику пресс-службы.
Он открывает дверь.
— И еще я хочу спросить насчет вашего прошлого знакомства с Бет Гэллоуэй Форбс.
Он останавливается и смотрит на меня через дождь.
— Что насчет Бет?
— Вы устраивали свидания с ней?
— Нет. Бет солгала мне. Она утверждала, что ей девятнадцать лет. Между нами ничего не было с тех пор, как я выяснил это, и… почему вы спрашиваете. Откуда этот вопрос? По наводке от Бет?
— Вы следили за старшеклассницами, Берт? Двадцать четыре года назад. Останавливались перед их домами и смотрели в окна, как они переодевались?
Его широкоскулое лицо сразу мрачнеет. Он подается ко мне и понижает голос. Я ощущаю привкус мяты в его дыхании.
— Не знаю, что вы тут разнюхиваете, мисс Скотт. Честная история преступления — это одно, а сенсации для таблоидов за счет репутации добропорядочных людей — нечто совсем другое. — Он делает паузу и сверлит меня взглядом. — Это было настоящее расследование, и над ним работали настоящие специалисты. Это жуткое убийство коснулось нас всех. А если вы собираетесь предъявлять разные инсинуации, то рискуете напороться на серьезный иск с нашей стороны. Будьте осторожны. Действуйте крайне осмотрительно и думайте, откуда вы получаете информацию. От осужденного насильника? От жестокого убийцы? От заключенного? Или от женщин, которые когда-то были без ума от него?
Он садится в автомобиль и хлопает дверью.
Дождь барабанит по моему зонтику. Я смотрю, как его автомобиль выезжает с автостоянки, и выхожу на улицу.
Рэйчел
Тогда
Среда, 26 ноября 1997 года
Я пристраиваюсь на краю металлического стола. Уже почти полдень, и шестеро из нас находятся в тесной каталажке. Шеф Рэй, Такер, Дирк, Люк, я и гражданский ассистент. Люк балансирует на краю другого металлического стола перед своей доской, где наверху прикреплена фотография Лиины. Работают обогреватели, и окна затянуты мглой, а снег на улице превращается в безобразную слякоть.
Люк потратил все утро на повторные расспросы учеников, которые приходили один за другим вместе со своими родителями. Мэдди пришла первой в 8:30 утра, в сопровождении Джейка.
Джейк вел себя так, как будто я была во всем виновата. Мэдди не желала иметь со мной ничего общего. Вместе с Рэем, Такером и Дирком я смотрела через одностороннее зеркало, как Люк осыпает Мэдди и других детей вопросами о том, что они видели в лесу.
Мэдди заявила, что после сцены прелюбодеяния ее учителя с Лииной она сразу же прибежала к костру и поделилась с Бет. Бет и Мэдди поспешили к маленькой поляне за кустами на тропе. Они видели, как Клэйтон заканчивает одеваться, помогает Лиине подняться на ноги, обнимает ее и уводит к своему автомобилю.
Бет подтвердила показания Мэдди.
Обе сказали, что они были слишком потрясены и боялись упоминать об этом, когда Лиину объявили пропавшей без вести. Этого я не могла понять. Это могло быть разновидностью реакции отрицания — изоляции и захоронения в памяти чего-то настолько ужасного, что у детей не было слов для описания этого. Они просто заперли это в себе. Под давлением можно добиться результата, но меня угнетало, что собственная дочь отказывается говорить со мной.
