— И потом, чем дольше я слушала его и чем больше говорила с людьми, тем больше я начинала размышлять: да, возможно, он сознался ради защиты меня и мой матери. Я хотела верить моему отцу. Хотела верить, что какая-то частица его существа по-прежнему любит меня, нас с мамой. Но если он этого не делал, то его признание освободило от ответственности кого-то еще.
Она делает паузу. Выражение ее лица становится более жестким, взгляд впивается в меня.
— А вы допустили это, Рэйчел. Вы и детектив Люк О’Лири. Понимаете? — ее глаза гневно сверкают. — Думаю, вы знали, что все не так, как кажется. В деле было много неувязок. Но вы поверили ему, когда он сознался, и теперь я хочу знать почему. Я спрашиваю, Рэйчел, что вы здесь делаете? Просто приехали в тюрьму в тот самый день, когда моего отца зарезали и убили? — Она тяжело дышит. — Как сильно вы хотели, чтобы мой отец замолчал? Как и почему вы так сильно хотели упрятать его за решетку с самого начала? Вы что-то знаете? Вы кого-то защищаете? И до сих пор пытаетесь защитить?
— Это нелепо. Я…
— Разве? — Тринити подается вперед. — Я знаю, как действуют эти тюремные банды, Рэйчел. У моего отца на шее была татуировка, выдававшая его принадлежность к одной из таких банд. В виде паутины. Я провела исследование: это метка «Всадников Дьявола». Байкерская шайка, известная своими связями с наркодилерами. Есть связи с «Красными скорпионами» и «Змеиными головами». Если член банды или сам босс хочет убить кого-то на воле или в тюрьме, он добивается этого. Колючая проволока еще никого не защитила.
Мое сердце громко стучит. Мне трудно дышать.
— Мой отец хотел кого-то разоблачить. Попросту говоря, этот кто-то не хотел этого допустить и остановил его. Убил его.
— Я приехала для того, чтобы задать вашему отцу несколько вопросов, Тринити. Потому что теперь я не меньше вас заинтересована в раскрытии истины.
Она делано смеется.
— Я еще не озвучила все свои записи с ним. Есть кое-что еще.
— Что вы имеете в виду?
— Еще одна видеозапись. — Она смотрит мне в глаза. — Там отец подробно рассказывает о том, почему солгала ваша дочь Мэдди.
Тринити
Сейчас
Воскресенье, 21 ноября. Наши дни
Лицо Рэйчел каменеет, когда она смотрит на меня. Мои слова повисают между нами, как нечто осязаемое.
Отец подробно рассказывает о том, почему солгала ваша дочь Мэдди.
Я изучаю форму ее лица, тонкие лучики морщин вокруг глаз и рта. Седые пряди в ее темных, волнистых волосах. Сегодня она выглядит старше, чем в день нашей первой встречи на ферме. Вероятно, дело в резком морозном свете, который льется из окна. Она выглядит усталой и сердитой. Нервной, возможно, даже немного испуганной. Мать, которая работала в полиции. Которая упрятала за решетку моего отца. Которая меняла мне подгузник. Я видела, как она распахивает свою землю на зеленом тракторе вместе с сидящей рядом собакой.
Ее напряженное состояние тревожит меня. Не знаю, может ли она быть опасной для нас или что она уже могла совершить. Не представляю, до какой степени я могу надавить на нее; расскажет ли она больше неизвестных подробностей, которые мне нужно знать, или полностью замкнется в себе. Но я тоже глубоко уязвлена. Мое потрясение постепенно сменяется жаркой яростью, бушующей внутри. Я твердо убеждена, что кто-то на воле — кто-то, связанный с убийством Лиины Раи почти четверть века назад, — организовал убийство моего отца в тюрьме.
И этим человеком могла быть женщина, сидящая передо мной.
Причина моей убежденности состоит в том, что мой отец рассказал мне во время нашего последнего интервью.
— Вы блефуете, — тихо говорит Рэйчел.
— Правда?
— Или, скорее, забрасываете крючок с наживкой.
Она провоцирует меня и пытается нащупать мой психологический профиль. Я сознаю, что Джио наблюдает за нами с водительского сиденья в автомобиле. Он готов набрать 911, если ситуация вдруг выйдет из-под контроля и я дам ему сигнал. Медленно, не сводя глаз с Рэйчел, я кладу мой телефон на стол между нами и включаю воспроизведение.
В микрофоне звучит отдаленный и слегка дребезжащий голос моего отца. Рэйчел сразу же прищуривается и быстро оглядывается по сторонам. Но в ресторане пусто, если не считать пожилой пары в дальней кабинке и одного официанта.
Тринити: Клэйтон, во время нашего предыдущего сеанса вы заявили, что Мэдисон Уолкзек солгала о том, что видела, как вы с Лииной занимались сексом в лесу. Вы имели в виду четырнадцатилетнюю дочь Рэйчел Уолкзек, которая расследовала убийство Лиины Раи.
Клэйтон: Она действительно солгала.
Тринити: Если Мэдди Уолкзек солгала, то почему она это сделала?
Клэйтон: Да, я занимался сексом на той полянке возле той тропы за туалетами. Но не с Лииной, а с Мэдди. Дочь этой следовательницы совокуплялась со мной. Она хотела этого. Все происходило по взаимному согласию. И это был не первый раз.
Пауза. Тринити откашливается.
Тринити: Это… Вы не могли бы повторить? Может быть, я неправильно расслышала?
Клэйтон: Я встречался с Мэдди Уолкзек. У нас был… любовный роман.
Тринити: Любовный роман? С четырнадцатилетней девочкой, одной из ваших учениц?
Клэйтон: Ей было уже почти пятнадцать, и она была жадной до новых ощущений. Во многих отношениях она была старше многих других девочек ее возраста…
Тринити: Она не достигла возраста согласия. Ей было четырнадцать лет. А вы были взрослым человеком и имели преимущество и власть над нею. С юридической точки зрения это изнасилование. Принуждение к сексу.
Клэйтон: Я вам отвратителен, Тринити Скотт?
Краска отливает от лица Рэйчел. Она сжимает кулаки, костяшки ее пальцев белеют от напряжения. Она стискивает зубы и смотрит на мой телефон, не моргая, словно завороженная услышанным.
Я испытала сходное потрясение, когда мой отец произнес эти слова. Потому что он был моим отцом. А теперь мне известно, что когда он говорил это, то знал, что я — его дочь.
Тринити: Я… мне просто нужно осмыслить это. Значит, вы говорите, что занимались сексом не с Лииной Раи, а с Мэдисон Уолкзек.
Клэйтон: Правильно, это Лиина застигла нас flagrante delicto
[10]. Она спугнула нас. Мы с Мэдди очень энергично занимались этим… и так я вскрыл порезы на руках. У меня уже были ранки и ссадины после складывания дров, но теперь… она лежала подо мной, а я упирался руками в хвою. Среди сосновых иголок попадалось битое стекло. Мы внезапно услышали шум и треск в кустах, и я посмотрел туда. Мэдди тоже посмотрела. Прямо в глаза Лиине. У нее был маленький фонарик. Лиина убежала прочь. Мэдди выбралась из-под меня и, натягивая штаны, принялась кричать, чтобы Лиина остановилась. Потом она убежала по тропе за Лииной. Она привела Лиину ко мне, и тогда я увидел, как она пьяна и расстроена. Мэдди заставила ее пообещать, что она никому не скажет. Лиина плакала. Я велел Мэдди вернуться к костру и вести себя как обычно. Ради того, чтобы я мог позаботиться о Лиине, отвезти ее домой и как-нибудь вразумить ее по пути. Лиина была податливой. Она… она любила меня, и я знал это. Я обнял плачущую Лиину и повел ее к моему автомобилю, стоявшему на лесовозной дороге.
