Когда он видит знак бензоколонки и стоянки для грузовых машин, то проверяет указатель топлива и сворачивает на заправку. Останавливается на стоянке, достает свой телефон и смотрит номер обратной связи с подкастом «Настоящее преступление».
Потом набирает этот номер. Включается соединение, и женский голос просит его оставить сообщение на голосовую почту.
— Я видел ее, — говорит водитель. — Думаю, в ту ночь я видел, как Лиина Раи шла по мосту Дьявола. Я управлял лесовозом и проехал через мост примерно в два часа ночи. Это я помню из-за ракеты. Я видел девушку, которая шла на север по мосту. А за ней, глубоко в тени… Мне кажется, что я видел тех, кто шел за ней.
Рэйчел
Сейчас
Воскресенье, 21 ноября. Наши дни
Я еду быстро. Уже стемнело, и приближается непогода. Мне хочется попасть в Твин-Фоллс до начала снегопада. Пока я еду по шоссе 99, которое изгибается и поворачивает вдоль утесов над океаном, я снова слушаю слова Клэя Пелли.
Клэйтон: Лиина убежала прочь. Мэдди выбралась из-под меня и принялась кричать, пока натягивала штаны, чтобы Лиина остановилась. Потом она убежала по тропе за Лииной. Она привела Лиину ко мне, и тогда я увидел, как она пьяна и расстроена. Мэдди заставила ее пообещать, что она никому не скажет. Лиина плакала. Я велел Мэдди вернуться к костру и вести себя как обычно. Ради того, чтобы я мог позаботиться о Лиине, отвезти ее домой и как-нибудь вразумить ее по пути. Лиина была податливой. Она… она любила меня, и я знал это. Я обнял плачущую Лиину и повел ее к моему автомобилю, стоявшему на лесовозной дороге.
У меня белеют костяшки пальцев, когда я слишком быстро вписываюсь в крутой поворот высоко над водой. Автомобиль скользит на обледеневшем участке. Покрышки визжат, когда я с трудом выхожу из заноса и возвращаюсь на дорогу. Сердце громко стучит в груди.
Тринити: Следователи задавали вопросы о вашей терапии? Они вообще расследовали этот аспект дела?
Клэйтон: Они не спрашивали, и этот вопрос никогда не возникал. Возможно, потом они раскопали это.
Тринити: Как звали вашего психотерапевта?
Клэйтон: Доктор Грэйнджер Форбс. Он был отцом Джонни Форбса.
Я снова звоню Мэдди. Она по-прежнему не берет трубку. На этот раз я оставляю сообщение.
— Не слушай новый эпизод, Мэдди. Пожалуйста, не надо. Позвони мне, нам нужно сначала поговорить. О медальоне. О фотографии, которую сделал Лайам. Мне нужно знать. Позвони мне.
Я проезжаю очередной крутой поворот, на этот раз с обеими руками на рулевом колесе. Свет фар образует тоннель в туманной мгле, сползающей с гор. Я снова звоню, на этот раз Грэйнджеру.
Нет ответа.
Я ругаюсь и пробую еще раз. То же самое. Тогда я набираю номер стационарного телефона на ферме. Звонок переключается на голосовую почту.
Я снова крепко ругаюсь. В свете фар возникает новый виток горного серпантина. Я сбрасываю скорость, когда по встречной полосе на меня надвигается грузовик с полуприцепом. Брызги, которые разлетаются из-под его массивных колес, заливают мое ветровое стекло. Я перевожу стеклоочистители на скоростной режим и слышу их мерный скрип, пока выезжаю за поворот.
Грэйнджер солгал мне. Я прямо спросила его, занимался ли он лечением Клэя, и он солгал мне в лицо. Что это значит? Что это может означать для моего расследования и для наших отношений? Мне внезапно кажется, что вся наша совместная жизнь была выстроена на лжи. Но почему Грэйнджер не сказал мне? Что он скрывает? У меня в голове снова звучат слова Клэйтона.
Он был отцом Джонни Форбса.
Я проезжаю очередной поворот. Мне не хочется следовать за движением собственных мыслей. Но Грэйнджер — связующее звено. Он, и никто другой. Я знаю, как проводятся его сеансы гипнотерапии. Он не раз погружал меня в транс для лечения посттравматического стрессового расстройства. Перед тем как ввести меня в гипнотическое состояние, он давал мне указания и говорил, что когда я очнусь, то не буду помнить происходившего во время сеанса. Он заранее объяснил, что гипнотерапия является мощным инструментом для включения аутогенного процесса физического исцеления. Его целью было разрушение петель обратной связи в негативном мышлении, которые питают болезненные привычки и другие виды деструктивного поведения.
Он говорил, что если после выведения из транса я буду сталкиваться с триггерами негативного поведения, то автоматически буду по-новому реагировать на эти активирующие сигналы.
Я слышу его голос, давным-давно поучавший меня.
Когда вы войдете в гипнотическое состояние, я смогу непосредственно обращаться к вашему подсознанию. Кора головного мозга утрачивает свою посредническую функцию — иногда настолько, что пациент не может вспомнить ничего, происходившего во время гипнотического сеанса. Но я смогу внедрять нужные мысли прямо в ваше подсознание. Когда вы придете в себя и столкнетесь с характерной стрессовой ситуацией, этот новый образ мышления автоматически придет вам на помощь. Оттуда, где я внедрил его.
Очередной крутой поворот. Я прохожу его так быстро, насколько позволяет мастерство и благоразумие.
Автоматически придет вам на помощь…
Я мысленно возвращаюсь в тот день, когда мы с Люком сидели напротив Клэя в комнате для допросов, а остальные наблюдали за нами из-за одностороннего зеркала. Я вспоминаю странное отсутствующее выражение, которое появилось на лице Клэя прямо перед признанием в убийстве, которое он произнес необычно монотонным голосом. И снова думаю о подкасте.
Тринити: Как вы смогли узнать все эти подробности, которые называете ложными, если не совершали убийства?
Клэйтон: Это… просто пришло ко мне. Прямо в голову. И я хотел это сказать. От начала до конца.
Этого не может быть. Грэйнджер не мог так поступить. С какой стати?
Он был отцом Джонни Форбса.
Но как? Грэйнджер не имел никакого отношения к расследованию 1997 года… Внезапно меня осеняет. Я вспоминаю слова Дирка Рига, когда он поставил тарелку с батончиками «Нанаймо» на стол в конференц-зале полицейского участка Твин-Фоллс.
Мерль снова пытается бросить курить… На этот раз она пробует гипноз.
Я нахожу смотровую площадку и заезжаю туда. Мое дыхание такое неглубокое и учащенное, что кружится голова. Я боюсь, что дело может закончиться обмороком, поэтому останавливаю машину.
Успокойся, Рэйчел. Глубокий вдох, медленный выдох. И повторить.
Я открываю окошко. Холодный воздух проясняет голову.
Я быстро раскрываю список контактов на телефоне и ищу номер Дирка Рига. Его жена Мерль давно умерла, а Дирк вышел в отставку несколько лет назад. Он живет в пансионате для пожилых людей, и я заглядываю к нему на кофе один или два раза в год, когда приезжаю в город.
