Человека может задеть само требование заполнять формы, где ему придется описывать себя в нейтральных категориях, которые не выражают ничего из того, что он в себе ценит, и уже на этой стадии он может почувствовать, что с ним обращаются как со статистической единицей. Но меня интересуют случаи, связанные с унижением, а не с отказом в признании. Числа суть идентификаторы и как таковые играют значимую роль в функционировании современного общества, включая паспортные номера, номера удостоверений личности, номера водительских прав и так далее.
В обществах досовременных сама идея пересчета людей порой воспринималась как нечто запретное, возможно, из‐за опасности сглаза или, может быть, в силу того, что свидетельствовала об обращении с людьми не по-человечески. Считать можно скот, а не людей. Так, например, в Библии повествуется о том, как царь Давид поддался искушению и произвел перепись населения, совершив тем самым грех, воздаянием за который была эпидемия чумы (II Сам., 24). Это может иметь смысл применительно к традиционным обществам, но применительно к обществам современным трудно себе представить, как они смогли бы функционировать без использования числовых категорий и разного рода идентификаторов.
Превращение человека в число означает, что его идентификатор заменили на другую, насильно навязанную идентичность. Это происходит в тех случаях, когда в качестве единственной отличительной черты, связанной с идентичностью человека или целой группы, институты данного общества признают числовой идентификатор. Если, например, единственный способ, которым тюремные власти обозначают заключенного, это номер, который нашит на его робе, тогда с ним действительно обращаются как с числом. Элиас Канетти, великий знаток всего, что касается дегуманизации современного общества, написал пьесу («Ограниченные сроком»), в которой он описывает придуманное общество, где числа определяют срок и смысл человеческой жизни. Число, которое предположительно обозначает ту дату, когда человеку суждено умереть, хранится в капсуле, и эту капсулу человек носит на шее. Господин Пятьдесят (Fünfzig) восстает и обнаруживает, что на самом деле капсулы пусты. Он выясняет, что числовые идентификаторы, присвоенные людям, в действительности не связаны ни с какой реальной чертой конкретного человека, ни даже с тем днем, когда ему предстоит умереть. Числовые идентификаторы отсылают к месту человека в последовательности, а не к какой-то черте, с которой этот человек мог бы действительно себя идентифицировать. В итоге получается, что того, кто носит числовой ярлык, могут идентифицировать другие люди, тогда как он сам идентичности лишается. Ярлык становится знаком обращения с людьми как с числами именно в тех случаях, когда используется в ущерб самоидентификации.
Но вне зависимости от того, является ли подмена человека числом старым или новым способом дегуманизации и восходит ли она к сопоставлению человека с животным или с машиной, виноватой в унизительном обращении с людьми как с числами следует считать бюрократию. Для настоящего исследования было бы полезно показать, как именно работает бюрократия. И один из способов сделать это заключается в том, чтобы показать ее роль в государстве всеобщего благосостояния.
Глава 14
Общество всеобщего благосостояния
Как идеологические основы, так и реальные предпосылки возникновения государства и общества всеобщего благосостояния неоднократно становились предметом тщательного анализа
40. Эклектический характер идеи всеобщего благосостояния свидетельствует о том, что истоки этой реки следует искать в нескольких родниках: христианском, социалистическом и этатистском (Бисмарк). Данная ситуация неоднократно приводила к конфликту в пониманиях того, что, собственно, представляет собой общество всеобщего благосостояния, и прежде всего это касалось разных способов обоснования самой его необходимости. Некоторые мыслители оправдывали необходимость в социальной поддержке тем, что она необходима для сохранения капиталистической системы, ибо создает своего рода страховочную сеть для тех, кто проиграл в экономической гонке и кто в противном случае начнет подрывать систему. Другие, напротив, видели в государстве всеобщего благосостояния смягченную форму социализма, совместимую с рыночной экономикой, но способную вывести из системы рыночных отношений такие значимые области, как здравоохранение, образование и пенсионные накопления. Меня общество всеобщего благосостояния интересует прежде всего с точки зрения его соотношения с достойным обществом. В исторических источниках, на которые опирается идея всеобщего благосостояния, фигурирует мысль о необходимости покончить с унизительным отношением к бедным в том виде, в котором оно представлено, скажем, в английских законах о бедных. Во всех вариациях английских законов о бедных начиная со времен Елизаветы I унижение использовалось как страховка против тех людей, которые пытались эксплуатировать систему социального обеспечения как источник бесплатного питания. Идея состояла в том, что благотворительные раздачи хлеба будут поощрять бездельников и приведут к нежелательному стремлению перекладывать личную ответственность на общество. Чтобы отучать лентяев от привычки попрошайничать, требуемая поддержка предлагалась на крайне унизительных для просителя условиях. Следовательно, согласиться на них мог только человек, полностью лишенный выбора. Привычка называть бедных людей «негодяями» выдает крайне подозрительное отношение к тем, кто оказался в нужде. Этот термин должен был не только служить напоминанием о наклонности нищих бродяг добывать себе средства к существованию грабежом в обществе, где отсутствовало уличное освещение. Подозрительность была основана еще и на уверенности в том, что бедные сами виноваты в своем нынешнем плачевном положении. Считалось необходимым отличать трудоспособных попрошаек, которые вместо того, чтобы работать, предпочитали паразитировать на обществе и которых называли пауперами, от настоящих бедняков, которые никак не могли исправить сложившуюся ситуацию. Критерием служила готовность жить в работном доме. В работных домах для того, чтобы исправить нравы ленивых и лживых бедняков, использовалась строгая дисциплина – понятие, которое служило эвфемизмом для поругания и унижения. Джордж Лэнсбери, впервые посетив работный дом, попечителем которого ему предстояло сделаться, писал, что там «делалось все возможное для поощрения умственной и моральной деградации»
41. В работных домах бедных «воспитывали», тогда как единственный, кого, по словам Лэнсбери, в данной ситуации следовало воспитывать, так это общество: «Истинным критерием цивилизованности служит достойное отношение к бедным»
42. Мой экскурс в мир Диккенса вовсе не анахронизм, не имеющий отношения к современному миру. Подозрительное отношение к ряженым побирушкам, которые по сути всего лишь бездельники, всегда готовые запустить свои жадные руки в общественный карман, до сих пор вдохновляет критику и в адрес общества всеобщего благосостояния, и в адрес тех, кто в нем нуждается. Стремление подвергнуть нуждающихся унизительным проверкам на истинность их прискорбного положения не так чтобы полностью ушло в прошлое. Сами диккенсовские реалии, может быть, и исчезли из развитых обществ всеобщего благосостояния, но желание использовать унизительные проверки в качестве страховки от необоснованных притязаний и запросов на социальную помощь существует до сих пор. Я обозначил в качестве одной из исторически сложившихся причин для учреждения государства всеобщего благосостояния стремление избавиться от той унизительной манеры, в которой помощь предоставлялась бедным в обществах, полагавшихся на практики благотворительности. Но одна из претензий к обществу всеобщего благосостояния заключается в том, что и само оно также содержит в себе момент унижения. Он не только не предотвращает унижения, оно становится его причиной, встроив его в собственные институты. Общество всеобщего благосостояния порождает зависимых людей, лишенных всякого самоуважения и готовых продать право первородства, право на личную независимость, за чечевичную похлебку с общественной кухни. Это патерналистское общество, которое присваивает право на подмену личного суждения граждан относительно того, что для них хорошо, а что плохо, собственными интересами. Это общество, которое навечно закрепляет за нуждающимися второсортный гражданский статус и фактически отказывает им в социальном взрослении. Отсюда следует вывод, что достойное общество не должно быть обществом всеобщего благосостояния, поскольку общества всеобщего благосостояния унижают человеческое достоинство.
