Он вздохнул. Ему предстоял здесь страшно долгий путь! Когда ещё появится на Земле некто, подобный Аспанбыку? Или Имангали?
— Да это просто у нас такая школа! — взялась оправдываться девушка.
— У нас, между прочим, лучшая в городе школа, — рассеянно заметил он и пнул дверь. — Я школу специально выбирал, два раза менял…
Он ещё раз пнул дверь, пожал плечами и уверенно отправился за угол.
— Там окно не закрыто, — невинно пояснил он. — Влезу и открою дверь. А то сейчас же ребята подтянутся.
— Ну да! — проворчала девушка. — И поэтесса твоя при них…
Раздался слабый звон стекла, громкая ругань… Олеся Михеевна разом осознала себя учительницей и схватилась за голову. Это что получается? Что хулиган Вовочка бьёт окна, а она на стрёме стоит? Позор-то какой!
— Позор какой! — пропыхтел он, пытаясь открыть дверь. — Завуч пришла, чтоб провести очень важную репетицию, и вынуждена стоять под дверями! Докладную директору на пьяную техничку!
Искомая техничка перестала удерживать дверь и остервенело схватила его за плечо. Олеся Михеевна зажмурилась… боже, подерутся сейчас! Позор-то какой…
— Не смейте бить ребёнка, — раздался за её спиной холодный голос. — Понаберут пьяниц…
Нинель Сергеевна, строгая и неприступная, прошла в школу, даже не удостоив никого взглядом.
— Техничка должна мыть полы, — напомнил он очевидное прямо в багровое от бешенства лицо. — А сторож — открывать перед начальством дверь!
Отцепил болевым приёмом от плеча толстые пальцы и пошёл следом.
— Ключа от актового зала не получите! — прилетел в спину крик. — Ходят тут всякие! Разрешения от директора не было! Не получите ключа!
— Подумаешь! — проворчал он. — Дверь выломаю. Там филёнки слабые, я проверял…
Олеся Михеевна беспомощно охнула за спиной. Кажется, она начала вспоминать, что интеллектуал Вовочка — это только для неё, а для остальных так настоящий хулиган!
— Ну-ка, дайте разогнаться… — пробормотал он и пригнулся в позицию среднего старта.
Олеся Михеевна непроизвольно вцепилась в него, он начал вырываться…
— Володя! — сердито сказала Нинель Сергеевна. — Хватит издеваться над бедной девочкой!
— Хватит жить бедной девочкой! — огрызнулся он неуступчиво. — Уже техничка об завуча ноги вытирает! Пусть решит уж, где ей быть — сверху или снизу! Отпусти, я сейчас чего-то поломаю!
— Володя!!!
— Ладно, у меня ключ есть…
— Какая интересная у вас школа! — отметила юная поэтесса, подходя к импровизированному рингу.
Нинель Сергеевна вопросительно выгнула бровь.
— Выходной, а дверь открыта, — пояснила девочка. — Вот бы в нашей школе так…
— Интересная не потому, что учительница с учеником борется за право выбить дверь? — уточнила Нинель Сергеевна невозмутимо.
Олеся Михеевна опомнилась и отцепила пальцы от шеи друга.
— А чего это в школе дверь открыта и техничка не кусается? — полюбопытствовал Марусюк, объявляясь в коридоре.
— Ну нашли что обсуждать! — пробурчал Володя, открывая актовый зал своим ключом. — Может такое быть, что она просто человек хороший?
— Техничка — самый страшный человек! — серьёзно сказал Марусюк. — Не знает ничего, не хочет ничего делать — но лезет командовать всем.
— Да у нас не технички — у нас вся страна такая…
— Хорошая у вас школа! — сказал младший Серый, проходя в зал. — Дверь в выходной открыта, на вахте не рычат…
— Сейчас начнём репетицию, чтоб выкинули лишнее из головы! — разозлился он.
— Да запросто! По сравнению с тем, как трудно обычно пройти в школу, танцы твои сумасшедшие с сальто вперемешку — просто семечки…
Подошли запоздавшие «яростные барабанщики и неистовые трубачи». Начали выражать удивление по поводу…
— Мы начнём сегодня или нет?! — рявкнул он.
Решили начинать. Но тут Олеся Михеевна смущённо огляделась, вышла на сцену — и одним движением сняла юбку. Для этого, оказывается, достаточно было расстегнуть пуговицу… сбоку… Установилась растерянная тишина. Потом юная поэтесса-гимнастка-танцовщица и просто красавица озадаченно присвистнула.
— Что не так? — забеспокоилась учительница и поправила коротенькие шорты. — У меня же туфли спортивные…
— И не надо так завидовать, Милочка, — сделала замечание девочке Нинель Сергеевна. — Вот это и есть настоящая женская красота. А ты у нас пока что кошка тощенькая.
Он безнадёжно вздохнул, взял барабан и выдал оглушительную дробь. Началась разминка, но ребята все косили непроизвольно глазами… Ну непривычно им, чтоб учительница на сцене скидывала юбку! Блин, и ведь сам попросил Олесю быть дублёршей танцовщице-прима! И не то чтобы подзабыл, что женщины из любого действа устроят соревнование. Наоборот, на соревновательность и рассчитывал. Но… нельзя же вот так: то в длинной юбке, а потом раз — и совсем без! У нынешних подростков, говорят, сердце нестабильно работает из-за акселерации, окочуриться можно при таких испытаниях! Все же осталась некая сумасшедшинка в Олесе после того приключения. Отчего она, кстати, стала живой, настоящей и очень непосредственной девушкой. То есть — в учителя больше не годится. В артисты — очень даже да, а в учителя — уже нет… Вот Нинель Сергеевна — иное дело!
Через два часа он понял, что большего со своей группы не получит. На бёдрах Олеси потихоньку проявлялись синяки. Парочка, что побольше — это Марусюк её уронил с поддержки. Вниз головой. Многочисленные мелкие — от его пальцев, когда парень наконец осознал, что держит в своих руках жизнь девушки. В прямом смысле. Вот тогда у него и проявился стальной хват! И отучится от него ой как нескоро. Бедная Олеся, бедные её бедра… Гимнастка-танцовщица-красавица Мила украдкой вытирала злые слезы. Ей здорово досталось за несинхронность. Она же — Тень! Его Тень! И должна следовать в точности за его движениями! И ведь показал же сначала: примитивнейшее полусальто назад с перекатом в нижнюю стойку, а потом!..
Он опомнился, устыдился и извиняюще положил руку на плечо девочке. Может, он чего-то не учёл. Может, дело в том, что прыгали на голый пол? Тут любой замешкался бы.
— Та ладно! — криво усмехнулась она. — Я на себя злюсь. И с чего я взяла, что лучшая акробатка города?
— Вован, ты говорил, это народное творчество! — прохрипел Серый. — Я думал, хороводы…
«Неистовые трубачи» истерически хихикнули. Они тоже думали что-то похожее!
А он вдруг озадачился. Действительно, почему фольклор считается простым? Потому что и есть простой? Хороводы, частушки, песенки на три ноты? Но ведь неправда! Кто-то же прошёлся безжалостной рукой по наследию прошлого, уничтожил под корень героическое, и осталось… что? «Ручеёк»? «Во поле берёза»? «А мы просо сеяли»? А где бешеные воинские пляски, где головокружительные соревнования инициаций, где соперничество и страсть юности?! Где тот водоворот музыки, танца, неистовых чувств, привычно окружающий его во всех мирах?! Нет, традиция не утеряна… её убили! Знать бы, кто. И зачем. А, Творче? Нет ответа…
