Он как кокон, в который меня вдруг заключили. Как остров. Неизведанный, необитаемый, чуждый, но плодородный и полный загадок, которые мне никогда не разгадать.
Он — остров сокровищ, а у меня нет даже карты, чтобы ориентироваться. Мне нужен какой-то якорь, чтобы помнить, с чего всё началось.
Мне нужен маяк, чтобы помнить, зачем я это делаю. И мне нужна прочная нить, чтобы не плутать в пути, не потерять себя, привязать себя к земле и не оторваться от неё совсем, потому что падать будет больно.
А падать придётся…
— Несси… пойдём.
Я не заметила, что кабина остановилась, а Никита обнимал меня за плечи, стоя рядом. Объёмная до жути реалистичная панорама сменилась стенами из графитного кирпича с матовой панелью у двери его пентхауса.
Небеса обетованные.
Я шагнула из кабины вместе с ним, повернулась в его руках, посмотрела прямо в синие глаза. Неземные. Нечеловеческие. Мне нужно было узнать ответ:
— Никита… Зачем я тебе?
Он прижал меня к себе:
— Ты вся дрожишь…
Он и сам будто весь вибрировал, словно что-то в себе сдерживал. Или себя.
Я задрала подбородок, чтобы видеть его взгляд. Не врут только глаза, я должна видеть их, когда он ответит.
— Зачем я тебе? Зачем ты делаешь всё это для меня?
Он молчал, смотрел так же пристально и будто сквозь меня.
— Мне нравится твой клитор и что ты девственница. Я хочу тебя.
— Что ты ещё от меня хочешь? Я отдала тебе девственность. Я даже не знаю теперь, как быть с… с ним.
— Просто будь с ним. Мы же договорились.
Звучало бы цинично, и я бы даже вернулась в лифт и ушла, но этот его голос… Он словно просел, обнажая слабость этого мужчины.
Только я ещё не понимала — какую? Откуда у него вообще могут быть слабости? Он не производил впечатление… Этот диссонанс затягивал в себя, заставляя оставаться рядом с Никитой.
Я высвободилась из его рук и шагнула к двери:
— Как она открывается? — вырвалось раздражённо и порывисто: злилась на него — за неодолимое притяжение, на себя — потому что слабость проявляла я.
Он подошёл, взял мою ладонь и прижал к панели справа.
— Аня, активировать ключ.
Под моей рукой быстро пробежалась полоска сканера, приятный, но неживой девичий голос произнёс:
— Установлено. Задайте интервал.
— Бессрочно, — ответил Никита.
— Установлено. Задайте голосовую команду, — продолжила система безопасности.
— Скажи чётко любое слово, оно будет твоим ключом, — обратился ко мне Никита.
Я растерялась, и первое, что пришло на ум:
— Мама…
— Установлено. Голос определён. Задайте цифровой буквенный код.
— Это если вдруг голос охрипнет, и Аня тебя не распознает, — пояснил Никита.
Я вздохнула и на высветившейся клавиатуре набрала дату своего рождения: «22S97».
— Установлено. Задайте имя.
— Несси, — за меня ответил Никита и раздался тихий щелчок.
— Установлено. Добро пожаловать домой, Несси.
Никита потянул за ручку двери и вошёл в первый.
Маури уже ждал в холле. Казалось, он всегда тут стоял.
— Сэр. Мисс.
— А если я миссис? — обиженно спросила дворецкого и подумала, что надо брать себя в руки и не строить из себя оскорблённую невинность от слова «совсем».
Свою невинность я сама рада была отдать первому встречному симпатичному мужчине, и требовать к себе какое-то чудесное отношение теперь глупо и вредно. Хотя распутницей я себя не считала. Просто вот так сложились звёзды. Вздохнула.
Звёзды сложились с американского флага в мой клатч увесистыми пачками, а теперь ещё и оплаченной на год страховкой. Это определённо больше, чем я мечтала получить за невинность. Хотя… Продавать-то я её не собиралась. Я отдала бы её по любви… Но так сложились звёзды.
— Значит, страдания Экена не напрасны, и нам есть с чем вас поздравить, миссис Соломат.
Я опешила — Соломат? Я — Тенесси Моори. Никита засмеялся, а Маури остался невозмутим, хотя в глазах бесились озорные веселята. Хозяин дома будто пропустил мимо ушей оговорку дворецкого.
— Теренс снова учит его прожаривать креветки и шинковать орехи?
— Хуже, сэр. Этот огнедышащий вулкан почти довёл Экена до приступа тем, как вольно смешивает масла и специи без всякого разбору…
Я прислушалась к вполне дружескому разговору и пошла следом за мужчинами. Мы прошли в первый зал — большое помещение, застланное приятно серым мягким покрытием и уютно обставленное мебелью с ворсистой молочно-белой обивкой.
Здесь тоже было мало цветов, а на стеклянной стене — окнами назвать это было бы неточно — не было даже лёгких занавесок. Но удивительным оказалось то, что здесь был выход на террасу со стеклянным ограждением и таким же полом.
Впрочем, от открывшейся панорамы за окном я отвлеклась на близкую мне тему разговора.
— …решил перевести все запасы растительных масел, испортив их какими-то ветками.
— Где он их взял?
— Вы не поверите, сэр, он заказал доставку целой вязанки!
Мы вошли в кухню. Пахло здесь так вкусно, что заурчал желудок, и во рту скопилась слюна.
— Оу, Никос, вы, наконец, вернулись! Экен буквально на взлёте ломает мне крылья!
— Скажи ему спасибо, что не руки…
Я не вслушивалась в дружескую перепалку Никиты и Теренса, зашла за барную стойку и увидела бумажный пакет с кусками побегов и веточек деревьев. Взяла одну, соскоблила лежавшим рядом ножом несвежий срез, закрыла глаза, постаралась отрешиться от вкусных запахов еды и глубоко вдохнула аромат…
Ванильный. Очень тонкий, почти неслышный. Палисандр. Уже бесполезный.
Этот тоже ванильный, свежее, ярче. Бакаут. Отложила в сторону.
Роза. Слабый аромат, но ещё довольно уверенный. Розовое дерево. Ему нечего делать в съедобных маслах.
А этот запах изменённый… переломила ветку, вдохнула… Нездоровое дерево, но ярко пахнет бергамотом. Туя. Медицинское дерево. Дерево жизни, даже от рака лечит. Но ему нечего делать в кухне, тем более этой ветке — она от больного дерева…
Через несколько минут я поняла, что вокруг тихо. Открыла глаза, отложив последний прут. Смутилась — все смотрели на меня.
— Вот эти пахнут скипидаром и уксусом, портянками и камфарой, — я переломила их и отодвинула в сторону. — Эти годятся только для косметических настоев — масла от них только испортятся. Эти хороши для ёмкостей, чтобы хранить мёд и сливочное масло, но не больше. Вот эта молодой ствол ядовитого дерева, в нём малая концентрация яда, но всё же… — я нервно изломала его на куски и бросила в ведро. — Эти не принесут вреда, просто деревяшки, утратили аромат, долго лежали под дождём на земле. Это дуб, на нём хорошо настаивать алкоголь, но не масла… Тут нет ни одного дерева, чтобы применять его в пищу, — закончила, смутившись окончательно.
