— Нет ощущения, что вы просто берете интервью, — проговорил доктор Нулан. — Скорее смахивает на допрос.
— Мы просто хотели поговорить с вами и выяснить, не помните ли вы что-нибудь еще помимо того, что рассказали тогда, — сказала Чарли.
— Да я не очень-то помню, что я тогда рассказывал, — ответил доктор Нулан. — Ведь прошло почти тридцать лет. И если это не формальный допрос, то я не намерен говорить о своих пациентах.
— В таком случае вам могут быть предъявлены обвинения в противодействии следствию, — заявила Чарли.
— Ты это серьезно, девочка?
Доктор Нулан резким движением поставил чашку.
— Я женщина, а не девочка, — ответила Чарли.
Доктору Нулан пожал плечами, словно эти слова были для него равноценны.
— Мое имя Чарли, я инспектор криминальной полиции, — продолжала она. — И, как я уже сказала раньше, в случае убийства ваша обязанность сохранять профессиональную тайну не действует.
— Почему же ты сразу не сказала? — воскликнул доктор Нулан. — Я имел в виду — что ты из полиции. А откуда известно, что это убийство? Эта девочка представляла сама для себя наибольшую опасность, это было очевидно. А после того, что случилось с ее другом… возможно, не так уж и странно, что она в конце концов решила свести счеты с жизнью.
— Вы имеете в виду Поля Бергмана?
— Да, так его звали. Он покончил с собой, но Франческа отказывалась это принимать.
— То, что он умер? — уточнил Юхан.
— Что он покончил с собой. Она вбила себе в голову, что его убили. Да, просто помешалась на этой мысли.
— Но, может быть, это правда, — сказала Чарли.
— Нет.
— Как вы можете быть в этом так уверены?
— Потому что фрёкен Мильд не умела проводить границу между фантазией и реальностью. Вполне возможно, что она не всегда осознанно лгала, потому что порой сама верила в свои истории, однако это еще не означает, что они соответствовали действительности.
— Разве это означает, что ей нельзя верить? — спросила Чарли.
— Нет, только то, что не надо верить всему, что она говорит.
— Вам известно, проверял ли кто-нибудь, могла ли смерть Поля Бергмана быть чем-то иным, помимо самоубийства?
— Не знаю. Я же не инспектор криминальной полиции.
Доктор Нулан улыбнулся с сознанием собственного превосходства.
— Она упоминала, кто, по ее мнению, убил его? — спросила Чарли.
— Имени я не запомнил. Но, как уже было сказано, никто в ее окружении не принимал этого всерьез.
Чарли встала.
— Если вы еще что-нибудь вспомните, позвоните мне, — она протянула ему визитку со своим номером телефона. — И пожалуйста, не рассказывайте никому, что мы здесь были.
— Да с кем мне об этом говорить? — сказал доктор Нулан. — У меня нет друзей.
«Какая неожиданность», — хотелось сказать Чарли.
— Если увидите в коридоре Аннели или еще кого-нибудь, передайте им, что мне нужна помощь с мытьем посуды, — сказал доктору Нулан, когда они надели ботинки.
— Аннели сказала, что с этой задачей вы прекрасно справляетесь сами, — ответила Чарли.
— Что случилось с нашим планом, по которому ты будешь скрывать свою роль полицейского и предоставишь мне вести разговор? — спросил Юхан, когда они шли к машине.
— Его можно пронять только одним — властью и авторитетом, так что мне пришлось, хотя я и не планировала.
— Что думаешь по поводу этого самоубийства? — спросил Юхан. — Может содержаться доля истины в словах Франчески, что это убийство?
— Думаю, нам надо это проверить. Я не полагаюсь на оценку доктора Нулана. Если это правда, то у нас есть мотив к исчезновению Франчески. Возможно, у кого-то были причины от нее отделаться.
Франческа
— Фран! — окликнула меня мама из-за двери. — Можно войти?
Я отложила свои записки.
— Что-то важное?
— У меня для тебя что-то есть.
— Тогда заходи.
Мама вошла и протянула мне черную коробочку с золотой надписью.
— Что это такое? — спросила я.
— Открой — увидишь.
Я открыла коробочку и достала украшение, лежавшее внутри. Это был золотой кулон в виде весов.
— Его подарил мне папа, когда я начала изучать юриспруденцию, — сказала мама. — На обороте выгравированы мои тогдашние инициалы. Это две первые буквы твоего имени — очень красиво.
Перевернув весы, я увидела на одной чаше «F», на другой — «R».
— Давай посмотрим, как оно на тебе, — предложила мама. — Подними волосы.
Я ощутила приятную тяжесть, когда она застегнула украшение у меня на шее. Мне оно понравилось.
— Тебе так идет, — сказала мама.
— А как же Сесилия? — спросила я.
— Она хочет изучать экономику, — ответила мама, — так что я подумала — тебе оно больше подойдет.
Я приблизилась к большому напольному зеркалу. Мама встала у меня за спиной.
— Оно такое красивое, — сказала я. — Почему ты сама никогда его не носила?
— Не знаю, — проговорила мама. — Вернее — скорее всего потому, что я из-за него расстраиваюсь.
— Почему?
— Ведь я бросила учебу, а кулон напоминает об этом.
Голос у мамы прервался, и во мне словно что-то оборвалось. Я внимательно вглядывалась в ее лицо. Вероятно, я все это время недооценивала ее. Она хотела чего-то в жизни — чего-то большего. В моих глазах она была просто куклой, человеком мелкого пошиба, лишенным собственных мечтаний и целей. А она оказалась совсем другой. По крайней мере когда-то была совсем другой. «Она несчастна, — подумала я. — Так же несчастна, как и я».
— Получив образование, ты сможешь жить совсем иной жизнью, чем я, — продолжала мама. — Оно сделает тебя… свободной.
— Спасибо, — с чувством проговорила я.
Когда мама ушла, я сняла кулон, перевернула его, посмотрела на «F» и «R». Выдвинув ящик стола, я нашла маленький перочинный ножик, которым вырезала по дереву, когда была маленькая. На маленьком пространстве после двух букв я вырезала букву «I». FRI
[13]. Потом снова надела украшение.
26
Они оставили позади дом престарелых Амнегорден.
— Думаю, мне следует связаться с бывшими одноклассниками из Адамсберга, — сказал Юхан. — У меня есть списки учеников.
