Герои Лермонтова (Азамат, Казбич, Бэла), конечно, вызывают у нас симпатию, их внутренний мир, безусловно, богат и интересен. Интересен и внутренний мир героя поэмы А. Пушкина «Тазит», но о «диалектике души» в указанных случаях вряд ли можно говорить.
В данном вопросе Л. Толстой открыто полемизирует со своими предшественниками. Вспомним, как впервые сталкивается с «татарами» Жилин, вспомним его первые впечатления: «Видит – близится к нему с красной бородой татарин на сером коне. Визжит, зубы оскалил, ружье наготове…
Хотел он подняться, а уже на нем два татарина вонючие сидят, крутят ему назад руки…
Сидит Жилин за татарином, покачивается, тычется лицом в вонючую татарскую спину. Только и видит перед собой здоровенную татарскую спину, да шею жилистую, да бритый затылок из-под шапки синеется» (21, 306–307).
Хотим или нет мы это признать, но объективный смысл сказанного здесь Толстым только один: физическое отвращение, вот что поначалу вызывают горцы у Жилина. Это злодеи, нехристи, люди нечистоплотные как в нравственном, так и в физическом отношении. Это – мысли, впечатления, эмоции именно Жилина. Хотя здесь и нет традиционных отсылок к его «я» типа: подумал, решил, открылось ему и т. п. Писатель здесь применяет несобственно-прямую речь. В его авторском повествовании звучит голос Жилина, они максимально сближенны.
Мы хотим обратить внимание также на то обстоятельство, что Толстой, прекрасно разбиравшийся в этнографии Кавказа, в рассказе для русских детей назвал жителей аула татарами. Нам думается, что это имеет свой смысл. Он создавал своеобразную сказку о далеком народе. В старинном русском фольклоре татары – враждебная сила. Для былин характерно, что, когда герой попадает в чужую страну, а она обычно показывалась враждебной, он встречается с… татарами.
[116]
Но вот кульминационный момент прошел, все вернулось на круги своя, и Жилин потихоньку начинает осматриваться, привыкать к новому месту, обживаться, как говорят в народе. «Встал Жилин, раскопал щелку побольше, стал смотреть.
Видна ему из щелки дорога – под гору идет, направо сакля татарская, два дерева подле нее. Собака черная лежит на пороге, коза с козлятами ходит, хвостиками подергивают. Видит – из-под горы идет татарка молоденькая, в рубахе цветной, распояской, в штанах и сапогах, голова кафтаном покрыта, а на голове большой кувшин жестяной с водой. Идет, в спине передергивает, перегибается, а за руку татарчонка ведет бритого, в одной рубашке. Прошла татарка в саклю с водой, вышел татарин вчерашний с красной бородой, в бешмете шелковом, на ремне кинжал серебряный, в башмаках на босу ногу. На голове шапка высокая, баранья, черная, назад заломлена. Вышел, потягивается, бороду красную сам поглаживает. Постоял, велел что-то работнику и пошел куда-то.
Проехали потом на лошадях двое ребят к водопою. У лошадей храп мокрый. Выбежали еще ребятишки бритые, в одних рубашках, без порток, собрались кучкой, подошли к сараю, взяли хворостину и суют в щелку. Жилин как ухнет на них: завизжали ребята, закатились бежать прочь, только коленки голые блестят» (курсив мой. – Е.Ж., 21, 308).
М.А. Рыбникова отмечает, что Л. Толстой нарушает обычный порядок слов, переставляет существительное на первое место, а прилагательное на второе. Обычно говорят: «Идет молодая татарка», а у писателя «татарка молоденькая, в рубахе цветной». По верному наблюдению Рыбниковой, автор такими языковыми средствами передает и подчеркивает необычность того, что видит Жилин.
[117] Мы видим, что у Жилина действительно обостренное восприятие действительности. И это естественно, так как он в буквальном смысле только что вылез из могилы. Герой даже успевает заметить, что у лошадей «храп мокрый».
Но ведь с каждой новой деталью быта, столь ярко освещенной в сознании героя предыдущими динамическими событиями, Жилин все больше и больше убеждается, что перед ним тоже люди, которые имеют право на жизнь, на счастье, на материнство.
Страшный татарин с красной бородой в этой сцене не так страшен. Более того, он будничен. Жесты его спокойны и размеренны. Татарин потягивается и поглаживает свою необычную красную бороду, которая в предыдущей сцене так зловеще выглядит на фоне оскаленных зубов и готового выстрелить в любую минуту ружья.
А эпизод с мальчишками невольно вызывает в памяти нечто уже где-то виденное. Скорее всего это «Крестьянские дети» Некрасова.
Перед нами пейзажная лирика, авторские отступления, своеобразно выраженные в виде замечаний и наблюдений самого героя.
Всеми доступными ему художественными средствами писатель убеждает читателя, что горное селение мало чем отличается от такого же селения в средней полосе России.
Пушкин в своем «Кавказском пленнике» тоже показывал картины горного селения, но в чисто романтических традициях. Приведем наиболее запоминающиеся описания из жизни горцев:
Но европейца все вниманье
Народ сей чудный привлекал.
Меж горцев пленник наблюдал
Их веру, нравы, воспитанье,
Любил их жизни простоту,
Гостеприимство, жажду брани,
Движений вольных быстроту,
И легкость ног и силу длани;
Смотрел по целым он часам,
Как иногда черкес проворный,
Широкой степью, по горам,
В косматой шапке, в бурке черной,
К луке склонясь, на стремена
Ногою стройной опираясь,
Летел по воле скакуна,
К войне заране приучаясь.
[118] Когда же с мирною семьей
Черкес в отеческом жилище
Сидит ненастною порой
И тлеют угли в пепелище;
И спрянув с верного коня,
В горах пустынных запоздалый,
К нему войдет пришлец усталый
И робко сядет у огня:
Тогда хозяин благосклонный
С приветом, ласково, встает
И гостю в чаше благовонной
Чихирь отрадный подает.
Под влажной буркой, в сакле дымной,
Вкушает путник мирный сон,
И утром оставляет он
Ночлега кров гостеприимный.
Бывало в светлый Баиран
Сберутся юноши толпою;
Игра сменяется игрою:
То полный разобрав колчан,
Они крылатыми стрелами
Пронзают в облаках орлов;
То с высоты крутых холмов
Нетерпеливыми рядами,
При данном знаке, вдруг падут,
Как лани землю поражают,
Равнину пылью покрывают
И с дружным топотом бегут.
Но скучен мир однообразный
Сердцам, рожденным для войны,
И часто игры воли праздной
Игрой жестокой смущены.
Нередко шашки грозно блещут
В безумной резвости пиров,
И в прах летят главы рабов,
И в радости
младенцы плещут.
[119] (курсив мой. – Е.Ж.)
Гостеприимство, воинственность и жестокость – вот те три кита, на которых с незапамятных времен покоилось представление о горцах в русской и мировой литературе. Причем жестокость нередко истолковывалась как вообще одна из национальных особенностей их характера. Недаром Пушкин заключительным стихом специально акцентирует внимание на том, как реагируют дети: «и в радости младенцы плещут», увидев, как «в прах летят главы рабов». В своем позднем, прозаическом произведении «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года» Пушкин останется верен этому устоявшемуся представлению о жестокости восточных людей. «Убийство для них, – скажет поэт, – простое телодвижение».