Если античных мудрецов занимал космос, а мудрецов Средневековья – метафора мира как книги, то предметом аналитического изучения в Новое время стала природа. Главные науки – физика (поскольку она понималась как основная дисциплина о природе) и астрономия (поскольку давала представление о положении Земли среди других небесных тел). Открытие того, что Земля вращается вокруг Солнца, было сделано в конце IV в. до н. э. древнеэллинским философом Аристархом Самосским, но не прижилось и не могло прижиться в представлениях эллинов об устройстве Космоса. Почему? Потому что древний эллин, знавший, что в сотворенном богами мире носителем Разума является только человек, конечно, осознавал человека как основное существо на Земле. И планета, на которой живут носители Разума, должна быть, разумеется, центром планетарной системы. Какой уж тут гелиоцентризм!
В XVII столетии познание изменило направленность. Если в Средние века и в эпоху Возрождения человеческая мысль возлетала к небу в попытках познать Творение, то сейчас она распространилась по земле. Неслучайно повсеместно – во Флоренции, в Лондоне, в Париже – появились Академии по типу платоновской: научные сообщества, где ученые делились размышлениями. Главной их задачей было познание природы. Безусловно, на тот момент ни у кого еще не вызывало сомнений, что и природа, и человек – творения Божии. Однако теперь познавались не общие математическо-логические причины их бытия, но материалистические законы их бытования. И если в XVII веке научные знания оставались достоянием немногих членов общества, то уже в следующее столетие стало понятно: чтобы научная парадигма в принципе могла утвердиться, общий уровень образованности в обществе необходимо повысить. И недаром следующее, XVIII столетие носит название века Просвещения: действительно, образованность начала распространяться широко. Например, эрцгерцогиня Австрии Мария-Терезия перестроила всю систему начального образования: если до ее реформ школы для простонародья были католическими, то теперь они стали светскими, и изучались там начатки наук в современном смысле.
Разве всего этого недостаточно для революции?
Однако катаклизмы не заставили себя ждать, и первым по значению среди них оказалось кардинальное переустройство государственной организации в Нидерландах. В начале столетия ранее единые Нижние земли (а это и есть дословный перевод названия Нидерланды) разделились на две страны – Голландию и Фландрию. В 1648 году после кровопролитнейших сражений Испании пришлось признать суверенитет новых государственных образований. Это не значит, что в стране воцарился мир и покой: на роль Испании долгое время претендовала Англия, и голландским морякам пришлось на море отстаивать независимость своей страны.
XVII век ознаменовал расцвет нидерландской экономики. Купцы господствовали на внутренних европейских рынках, рыболовы свободно промышляли на Балтийском и Средиземном морях. Интересно, что многие моряки, удаляясь на покой, становились живописцами, и созданные ими марины – морские пейзажи – составили славную страницу истории мирового искусства.
Центром европейской торговли стал Амстердам, главный город Голландии. Вторым оставался Антверпен, самый крупный во Фландрии. Внутренние проблемы не помешали голландским дельцам участвовать в международном бизнесе, и две крупнейшие компании – Ост- и Вест-Индская – сумели овладеть колониями в Азии и Америке, приобретя право на монопольную торговлю во многих областях.
Победившему бюргерству хотелось украсить свою жизнь. Архитектура в обеих странах развивалась в стилистике барокко, хотя имелись здесь и иные тенденции, о которых позже. Город каналов, «северная Венеция», Амстердам вынужденно организован по принципам радиальной планировки (в других городах Европы постепенно утверждалось то, что мы можем определить как следование Гипподамовой системе). Здесь не было родовой знати, а значит, строилось сравнительно мало дворцов; зато появлялись ратуши, рынки, биржи, цеховые дома и прочие здания, имевшие утилитарное назначение. Частные дома выходили на улицы узкими фасадами. Можно сказать, что улица с четко обозначенной красной линией постепенно стала в голландском городе основной конструктивно-архитектонической единицей. Бюргеры любили декорировать свои жилища красным кирпичом и белым камнем, благодаря чему создавались прихотливые контрастные композиции. Того, чем характеризуется европейское барокко – обилием прихотливых деталей, нервной, страстной асимметрией – у голландцев не было вовсе. Зато были четкие геометрические формы, обусловленные формами кирпичин, за счет чего фасады снизу вверх, постепенно сужаясь, приобретали конфигурацию «елочки» или «пряничного домика», а мезонины, расположенные на крыше, только усиливали эффект сказочности. Островерхие или ломаные крыши торговых зданий в Амстердаме – из той же домашне-сказочной стилистики, недаром примерно в таком городском ландшафте происходило действие многих сказок Ханса Кристиана Андерсена.
А в изобразительном искусстве появился и расцвел удивительный жанр – натюрморт. Правда, в Голландии он назывался иначе: не «мертвая натура», а «stilleven» – тихая жизнь.
Тихая? Откуда же взяться тишине?.. Столь бурное развитие – и тишина?
Генетически впитанные за два последних века и укрепившиеся в годы войны с Испанией ценности свободного бюргерства, ценности среднего класса и отдельного человеческого существования, неприкосновенной частной жизни – вот что сформировало мировоззрение голландцев. Идеал среднего человека воплотился в жанре натюрморта, точнее – в так называемых голландских завтраках.
Долгое время отдельного жанра натюрморта не существовало. Однако уже на полотнах мастеров Северного Возрождения присутствовали прекрасно выписанные бытовые предметы, да и итальянцы не брезговали постановкой и выполнением сходных задач. И к XVII столетию бытовой предмет утвердился в качестве самостоятельной модели для живописцев. Порождение барокко, натюрморт передавал иллюзию человеческого присутствия, хранил жест руки, уронившей бокал или небрежно бросившей лимон на скатерть. При этом композиция любого голландского натюрморта может быть просчитана по законам золотого сечения, и беспорядок на картине – всего лишь иллюзия.
Одним из создателей такого вида натюрморта, как знаменитые голландские «завтраки», стал Флорис Клас ван Дейк (1575–1651). Собственно, «завтраками» называть все работы этого плана не верно: чаще всего перед нами скорее набор легких закусок, которые можно принять в любое время дня. Сыр и фрукты – изысканное сочетание, но для полноценной трапезы его явно не хватит. Об этом же свидетельствует и голландское название «ontbijtjes» (от «ontbijt» – «закуска»).
Каноны «завтраков» устоялись в голландской живописи очень быстро. Предпочтителен горизонтальный формат картины. Обязательны складки на льняных скатертях (способ подчеркнуть их свежесть: накрахмаленное полотно как будто только что извлекли из шкафа, оно словно сверкает). Чистота тканей вообще была предметом любования на севере Европы, и если мы вспомним нидерландскую религиозную живопись и женский портрет XV века, то в очередной раз удивимся причудливой архитектуре белоснежных чепцов – традиционных головных уборов в этой стране. На «завтраках» нижний край стола непременно должен быть параллелен раме: так подчеркивалась граница картинного пространства и одновременно – усиливалось сходство предметов натюрморта и обстановки в комнате, где трапезничал хозяин.
