– Тафай, тафай! – засмеялся немецкий солдат, хлопая себя по колену и подманивая перебежчиков. Те, неуверенно улыбаясь, подбирались бочком.
– Говоришь, непредсказуемы, Курт? – смеялся Леонард. – И что в них, скажи на милость, непредсказуемого? Они теряют человеческий облик, согласись? Еще неделя таких боев – и вся их армия будет стоять перед нами с дрожащими коленками.
Военнослужащие вермахта выражая презрительное превосходство, не смотрели по сторонам. Других людей в округе не было, только эти четверо, сбежавшие из своего расположения. Малиновые петлицы на воротниках, но сама униформа – скорее, комбинезоны, чем гимнастерки, – мешковатые, засаленные, потерявшие форму. Возможно, техники, обслуживающие автопарк, или представители ремонтных подразделений.
Перебежчики заискивающе улыбались, по-щенячьи смотрели в глаза. Они стеснительно мялись, совали немцам листовки – те и впрямь считались пропуском в плен. Немецкие летчики тоннами сбрасывали эту низкосортную продукцию на советские позиции. Качеством работы зондерфюреры прифронтовых пропагандистских служб не утруждались. Богатством фантазии не отличалась. «Зачем? – искренне считали представители агитационного фронта, – мы и так победим! Написано без ошибок, и ладно».
«Бойцы и командиры! Друзья! Решайтесь! Смерть за Сталина или жизнь в счастливой свободной России? Думайте о том: кто идет в атаку – идет навстречу смерти! Ты стал пушечным мясом, не жертвуй своей жизнью для других! Единственное спасение – переход к нам! Твои товарищи уже научены горьким опытом!»
Выдумывались номера частей, подразделений, которые всем составом переходили на сторону великой Германии и теперь ощущали себя свободными и счастливыми людьми, сбросившими с себя ярмо большевизма!
Красноармейцы тянули вверх руки – словно соревновались, кто выше. Немцы, посмеиваясь, обшаривали перебежчиков. Ничего подозрительного обыск не выявил. Пехотинцы расслабились, стали отпускать остроты. Курцман пошутил про отбившихся от стада овечек…
Но в окружающем пространстве что-то неуловимо менялось. Унтер-офицер отметил движение краем глаза, но реакция запоздала. Метнулось что-то страшное, оскаленное, в бесформенной мешковине цвета лесной зелени! Острый нож вонзился в бок, продрал до кишок. Дыхание перехватило, свет померк. Обмякшее тело повалилось в траву.
Остальные задергались, но все закончилось очень быстро. Мелькали ножи, развевались лохмотья, сосредоточенно сопели люди.
Шнитке вскинул было карабин, но на него набросились сзади, перерезали глотку сияющим на солнце лезвием. Немец рухнул на колени, выронив свой «маузер», схватился за кровоточащую рану. Агонизировал Курцман – сучил ногами, держался за вспоротый живот. Глаза теряли жизненный блеск, превращались в мутные стекляшки. Вздрагивал придушенный Леонард, давился рвотой, сипел: «Не надо, не надо…»
– Это, сволочь, самое малое, что я могу для тебя сделать… – выдохнул «леший», вонзая нож под ребра и проворачивая рукоятку.
– Фу, как кроваво, – поморщился молодой черноволосый «перебежчик». Эти четверо не принимали участия в схватке, стояли в сторонке и молча наблюдали за происходящим. Свою задачу они выполнили. Удрученно покачивал головой рослый молодец.
Извивался в траве обер-гренадер Курт. Ранение в спину оказалось несмертельным – тело частично парализовало. До этого дня ему и в голову не приходило, что однажды он может умереть. И вот внезапно это случилось! Бедняга задыхался.
– Кто вы? Что вы хотите? – выдавил он в отчаянии.
– А на кого мы похожи? – Над умирающим склонилось измазанное грязью лицо. – Полковая разведка. Лейтенант Шубин Глеб Станиславович, мое прощальное почтение.
Обер-гренадер икнул одновременно с ударом. Глаза полезли из глазных впадин и застыли, остекленев. Голова покойника безвольно откинулась назад.
– Может, и нам стоило представиться? – задумчиво вымолвил коренастый, какой-то бесцветный разведчик с постным лицом. Он тщательно вытирал нож о суконный китель убитого.
– Тебе точно не надо, Иван, – усмехнулся черноволосый, – у тебя фамилия страшная. А этим ребятам и так не по себе.
– Фамилия как фамилия, – буркнул боец.
– Да нет, Иван, она у тебя действительно страшная, – оскалился молодой якут с широкой, как блин, физиономией. Он говорил по-русски без акцента. – Смотрите, товарищ лейтенант, как хорошо им тут было. Служба не в тягость, никакого начальства, знай, наслаждайся на природе. А тут пришли русские и все испортили.
– Ты русский? – удивился улыбчивый Паша Карякин.
– А какой же еще! – воскликнул Баттахов. – Ты посмотри на меня внимательно, дурья твоя башка! Я что, похож на папуаса?
– Ладно, хватит ржать! – перебил лейтенант Шубин, жилистый 27-летний мужчина с короткой стрижкой и лучистыми глазами. – Вы, перебежчики хреновы, живо за своим нарядом! Он там, в лесу! – лейтенант ткнул пальцем, обозначая направление, – привести себя в порядок и ждать на опушке! Остальные – по воронкам, и не высовываться!
Мертвые тела замаскировала трава. Немецкие позиции отсюда не просматривались. И то, что натворили разведчики 239-го стрелкового полка, пока еще не было известно противнику.
Разведчики в маскхалатах, напоминающих костюмы леших, рассредоточились по воронкам. Шубин высунул голову. «Перебежчики» чесали к южному лесу, где товарищи оставили их боевую форму. Рослый Николай Ершов высоко подбрасывал ноги. Неслись сломя голову черноволосый Влад Дубровский, сержант Климов, приземистый и коренастый ефрейтор Чусовой. Последний разогнался, обошел товарищей, протаранил стену шиповника.
– Телефонный провод перережем, товарищ лейтенант? Чего он тут вьется? Непорядок, – внес предложение Карякин. Он лежал рядом и задумчиво смотрел на темную змейку, вьющуюся по траве. Полевая телефония помалкивала.
– Отставить, красноармеец. Нам от этого провода ни жарко ни холодно. Лежи и наблюдай за обстановкой.
Обстановка не изменилась. В лесу распевали пернатые, жарило солнце. О войне (если не замечать мертвых фрицев) напоминали лишь звуки отдаленной канонады.
Оставаться на этом участке было рискованно. Узкую равнину сжимали болотистые леса, передвигаться по ним было опасно. Проходимой оставалась лишь узкая полоса вдоль опушки, ей и воспользовались пятеро бойцов. «Действовать только ножами, никакой стрельбы, – заблаговременно предупредил Шубин, – скрытно подбираемся, пока наши шуты гороховые немчуру ублажают. Нападаем одновременно – их пятеро и нас пятеро…»
Теоретически немцев можно было не трогать, но тогда разведчики ползли бы черепахами, а противник не слепой. В тылу остаются пятеро, а впереди не пойми что. Хорошо, что толпой не вывалили из восточного леса, укрылись за деревьями, и Шубин в бинокль сумел выявить пост. Обычные вояки в полевой «мышиной» форме, про искусство маскировки имеют лишь поверхностное представление. План возник спонтанно, сыроватый, но интересный: отвлечь внимание, пока подберется группа с ножами…
