Солдаты прыгали вокруг машины, стучали сапогами. Им говорили про русскую зиму, но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать! Перебои со снабжением были налицо - тонкие шинели; обувь без утеплителя; полевые кепи, у которых опускались уши, но голова от этого ещё больше мерзла. Трое побежали к балке справлять нужду, они выстроились цепочкой и, как по команде, приступили к делу. Разведчики лежали за кустами метров в десяти, скрежеща зубами - ничто не мешало им положить всю троицу, а потом разобраться и с остальными пассажирами грузовика, но это пахло погоней - по дороге почти непрерывно двигался немецкий транспорт…
- Это и есть русская зима, Курт? - спросил один, застёгивай штаны. – Холодно, чёрт побери и снег падает! У нас в Аугсбурге снег можно увидеть только по великим зимним праздникам, но там это радость, а не каждодневный кошмар.
- Это русская осень, Пауль! - поправил его сослуживец. - Она ещё будет продолжаться целый месяц, а потом начнётся русская зима - долгая и ужасная. Надеюсь к этому времени мы возьмём Москву и прогоним большевиков за Урал.
- Иисус с тобой, Курт, - испугался товарищ. - Две недели - не больше, иначе мы точно затоскуем. Мне уже не по себе. Где обещанные тёплые шинели, шапки и зимние носки?.. Куда ты смотришь, Курт?.. Что там в кустах, партизаны?.. Сходи проверь, но только мы тебя ждать не будем.
Солдаты залились похабным смехом, подтянули штаны и поспешили к машине, - грузовик выстрелил густым выхлопом и стал выбираться на дорогу. Разведчики пригнувшись, побежали дальше, к чернеющему в пятистах метрах лесу. Канонада гремела всё явственнее, группа из пятнадцати человек была как бельмо на глазу, - странно, что её до сих пор не обнаружили. Но Халевича было жалко смотреть: костыли уже не спасали, раненого поддерживали товарищи. В лес втягивались две дороги: одна имела укатанный вид по ней шли грузовики с пехотой; вторая выглядела неважно, там могла проехать только гусеничная техника, покрытие ещё не затвердело - колеса давили корку льда, проваливались в грязь. Дорога петляла по мрачному осиннику, вела неведомо куда, чутьё подсказывало, что это направление представляет интерес. До леса можно было добраться ползком, прикрываясь земляным валом естественного происхождения. Снова они лежали, тряслись от холода, ждали пока в лес втянутся неповоротливые вездеходы, буксирующие орудия 75-го калибра; потом ждали пока затихнет гул; по одному уходили в лес, собираясь за лохматым косогором.
Мотоциклетные пост у проезжей части обнаружили загодя, ничем себя не выдав. Пулеметчик сидел в люльке, нахохлившись засунув руки в рукава шинели; двое других приплясывали возле мотоцикла, обменивались вымученными остротами. Препятствие можно было и обойти, потеряв минут десять - а поговорить? Шубин махнул рукой: «Всем отступить!». Разведчики попятились назад, присели в укрытие.
На дело лейтенант отправился сам, взял с собой Шаламова, Резуна и Курганова, репетировать времени не было. Резун не скрываясь пошел по дороге в расстегнутой фуфайке, держа на виду пустые руки - оружие он отдал товарищам, а пилотку с красной звездой сунул в карман, чтобы не пугать немцев раньше времени. Патрульные насторожились, вскинули карабины; насупился пулеметчик, вынул одну руку, пристроил на рукоятке пулемета.
- Нихт шиссен! - кричал Резун, размахивая руками, при этом он улыбался до ушей. - Нихт шиссен, господа немцы! Ихт бен, полицай! Не видите что ли?
Немцы расслабились, но карабины не опускали, с опаской разглядывали улыбчивого незнакомца. Резун приблизился к посту, поднял руки, продолжая что-то лепетать и не к месту вставлять знакомые немецкие слова. Немец остановил его криком, наставил карабин; подошёл второй, стал обыскивать. В этом деле, как в любом фокусе, требовалось отвлечь внимание: трое подкрались сзади и набросились на гитлеровцев с ножами. Пулемётчик выпучил глаза, из перерезанного горла хлынула кровь; второй получил лезвие в позвоночник, потерял способность двигаться и умолк, он лежал на животе, давясь месивом из снега и грязи, смиренно ждал смерти, которая не заставила себя ждать - удар прикладом вмял затылочную кость в мозговые ткани; третий с отличительными знаками ефрейтора тоже получил прикладом по голове и сложился пополам.
Дальше работали ещё быстрее: подбежали остальные бойцы, извлекли пулеметчика из коляски, поволокли в лес, быстро вернулись, схватили второго.
- Что ироды, встретили, первый снег? - злорадно бурчал Резун.
Шаламов сел на мотоцикл и заехал на нем в лес - машина шла проворно, давила съезжавшейся бурелом, в метре от канавы Шаламов спрыгнул с сиденья, мотоцикл клюнул носом и провалился в яму, где вскоре заглох. Основная часть отряда оставалась в укрытии, - бойцы задумчиво наблюдали за происходящим: Резун с Кургановым схватили оглушённого немца за конечности и доставили к той же канаве, именно там, на фоне ещё крутящегося переднего мотоциклетного колеса, и состоялась беседа. Немец хныкал, просил не убивать - это было так привычно, до зевоты - у всех в отряде многодетные семьи больные матери или отцы, всех насильно мобилизовали, а они ведь так любят русский народ и русскую культуру… Полезные сведения тоже поступили: в районе действуют 229-ый и 231-ый мотопехотные батальоны, общим числом девятьсот человек, ждут прибытия гаубичной батареи и свежей пехоты для оттеснения прорвавшихся на русских. Именно на этом участке находится стык частей и серьёзных постов нет. Тянутся враги в восточном направлении, контролировать большинство из них вермахт не в состоянии. Обещали доставить роту полицаев для несения патрульно-постовой службы, но пока их нет. Овраги для немцев не проблема, - большинство упирается в болото, за которыми начинаются позиции русских, прорваться здесь они не смогут. Местные говорят, что это опасные болота, но пройти там, в общем, можно, если не боишься - рисковые парни из разведки вроде ходили…
- И чего лежим, снеговики? - проворчал Шубин, вытаскивая нож из трепещущего туловища. - Особого приглашения ждём? Все на дорогу и вперёд!
С лесной артерии метров через триста пришлось уйти - не понравилось, что впереди говорят по-немецки; метров сто проползли на брюхе. Спасительный овраг поджидал за зарослями, присыпанный снежком. «Красивые» партизаны скатились вниз, залегли, переводя дыхание.
«Только бы без потерь!», - молился про себя Шубин.
День разгорался, - столбик термометра слегка приподнялся перебравшись через отметку ноль, и снова началась грязь; жижа, припорошенная снегом, чавкала под ногами; овраг петлял, над головами склонялись деревья. На встречу из-за глиняной глыбы выскочил человек в комбинезоне, на голове ушанка со звездой; лицо, похоже, славянское. За ним второй, третий - чуть не перебили друг друга. Шубин вскинул автомат, и те вскинули тоже.
- Не стрелять! - ахнул Глеб. – Свои! - и демонстрируя мирные намерения поднял автомат над головой.
Встали как вкопанные, - и те, и другие. Незнакомцев было меньше - всего четверо: молодые, обмундированы в красноармейскую форму (с натяжкой её можно было считать зимней). Партизаны кто в чем, но звезды на шапках и пилотках у многих были на месте. Незнакомцы опустили стволы, но настороженность осталась.
