- Митинг что ли? - не понял Кошкин. - А нам оно надо, товарищ лейтенант? Мы и так идейно подкованные.
- Нет, нам что-то подсказывает, что мы должны принять участие в этом митинге. Так, Герасимов, Уфимцев, идут со мной, оружие спрятать под накидки, да не лезть поперёд батьки, тихой сапой, уяснили? Остальные прикрываете, оружием не светить, да по сторонам смотреть.
ППШ висел под мышкой, вещмешок за спиной, создавая какой-то странный горб Шубин брел по бурьяну, намеренно прихрамывал, сутулился. Он обернулся, прежде чем свернуть за угол: сержант и Серёга тащились за ним, соорудив какие-то сложные лица; остальные на общее обозрение не лезли.
На пятаке, перед оплотом деревенской власти собрались люди, несколько десятков безоружных красноармейцев - о том, что они служили в непобедимой и легендарной говорило грязное обмундирование и стоптанные сапоги, беспокойно бегали глаза на почерневших лицах. Люди стояли по одному, по двое, у избушки сельсовета толпились человек тридцать: там были и штатские, видимо, жители деревни; пожилые мужики в колхозных телогрейках; молодой прыщавый детина. Люди обступили рослого мужчину с добродушной физиономией: тот был одет по форме, имел сержантские нашивки на отворотах воротника, фуфайка почти новая, поблёскивала надраенная пряжка ремня, за спиной у военнослужащего висел карабин - почему-то немецкий «маузер». Он активно общался с бойцами и сельчанами, за спиной стояли ещё двое таких же, снисходительно поглядывали на столпившийся сброд, прятали с загадочной усмешкой.
Шубин подошёл ближе, оттёр плечом сутулого красноармейца с водянистыми глазами.
- Мужики, неправда всё это! - увлечённо говорил сержант с добродушным лицом. - Вас много лет обманывали, а вы верили! Не верьте жидам, коммунистам и прочим комиссарам: никогда они не будут о вас заботиться, вы для них пушечное мясо, да средство достижения своих политических целей. Разве не знаете, сколько безвинного народа они постреляли, да сгноили в лагерях? После революции интеллигенцию извели, весь цвет русской нации. В конце двадцатых коммерцию запретили, а тех, кто поднимал страну из разрухи, на Соловки отправили. Крестьянство загубили, со своей коллективизацией, повальный голод устроили… Уж вам ли об этом не знать, мужики? Кто-то другой виноват, враги народа молодой советской республики? Да вы уж признайтесь честно, хотя бы самим себе: не было никаких врагов, а были злобные и зажравшиеся коммунисты, которым плевать на собственный народ. А сейчас, что происходит? Кто виноват? Вы? Да ни хрена вы не виноваты! Вас опять обманули, предали, а вы лишь ушами хлопаете, доверились этим лжецам. До последнего свой воинский долг выполняли, а бездарные военачальники комиссары всё профукали и снова отправили людей но в бойню. Вы в окружении гибнете, а они уже на своих Эмках и ЗИСах к Москве подъезжают, чтобы новые дивизии на убой набрать. А то, что в лесах безвинные люди десятками тысяч гибнут, так это им глубоко по сараю…
- И что ты предлагаешь, умник? - выкрикнул стоящий рядом боец.
- А вы сами не понимаете, товарищ? - агитатор распалялся, входил в раж, активно помогал себе, жестикуляцией. - Дальнейшее участие в этой войне бессмысленно, это понимает каждый здравомыслящий человек. Подумайте о своей судьбе, о своих семьях. Политруки погрязли в гнусной лжи, германская армия вовсе не такая, как её представляют ваши политработники. Это цивилизованные люди, пришедшие с миром из просвещённой Европы, чтобы избавить нас от этого невыносимого ярма. В германском плену никого не мучают и не убивают, обращаются хорошо, кормят, постоянно работает врач - мы с товарищами это знаем на себе, сами прошли через это и теперь нам просто смешно, за каких же идиотов вас держат. Посмотрите на нас: мы сыты, одеты, имеем оружие, нам доверяют германские власти… И вам они будут доверять, если поступите правильно… Поймите, мужики, мы такие же русские, радеем за русский народ, который большевики много лет держали в дерьме. Да если бы не немцы, вы бы никогда не узнали правды. Почему вас обманывали? - да Сталину и его жидовской клике надо было у власти удержаться. А теперь вы своей жизнью защищаете свое же бесправие: принудительный труд, колхозы, которые, как ни крути, тоже крепостное право. Будете и дальше воевать за свою нищенскую жизнь. Думаете вам Сталин спасибо скажет? - из окружения выйдете и сразу на Колыму или под расстрел! - агитатор распалялся, раздувал ноздри, он был сегодня на коне, но фразами бросался явно заученными - не первую деревню обрабатывал.
- Делать-то нам что? - прозвучало из толпы.
- Выходите на дорогу, идите на север к селу Овчинниково, там стоит немецкий гарнизон, машите листовками, которые мы вам раздадим - это пропуск в почётный плен. К вам будут хорошо относиться, вы будете сыты и довольны, немецкие офицеры умеют вникать в нужды простого солдата. Даже не, сомневайтесь, вам не чего бояться, если среди вас нет коммунистов. А даже если есть - вы можете покаяться, признать свои ошибки и вас великодушно простят…
- А что потом? Сидеть в плену?
- Да ничего подобного, друзья мои! Желающие могут присоединиться к германской армии, стать добровольными помощниками вермахта. Если нет такого желания, получите соответствующий документ и поедете к своим семьям, они вас заждались…
- А если семья в Хабаровске? - кто то прыснул.
Агитатор тоже засмеялся:
- Не беда, граждане дорогие. Надо лишь немного подождать. Уверен, через месяц другой вы сможете воссоединиться со своими семьями, где бы они ни находились, это политика и германские власти данный вопрос, конечно же, решат.
- Слушайте парни, может быть и правда того?.. - начали переговариваться красноармейцы. - Ведь ей богу, сколько можно тут чахнуть? Про нас забыли, мы никому не нужны…
Шубин расталкивая людей протиснулся вперёд, он глупо и как-то застенчиво улыбался, мял вспотевшие ладошки. Агитатор отошёл в сторонку, давая бойцам время подумать, выразительно переглянулся со спутниками, стал постукивать по ладошке немецкой сигаретой…
- Слушай браток, а ты сам откуда? - спросил Глеб.
Агитатор обозрел его с ног до головы - в глазах мелькнуло что-то похожее на беспокойство, впрочем прошло:
- Сам из Оренбурга, служил в 16-ой армии, гражданин, - агитатор подбоченился. - Отец рабочий, мама трудилась в сельскохозяйственной артели «Красный сеятель». Вышли мы все из народа, гражданин.
- То есть, уже не народ? - хмыкнул Глеб.
- Прости?.. - мужчина насторожился.
- Боюсь врёшь ты и не краснеешь! - объяснил Шубин. - Профессиональный пропагандист, верно? Наблатыкался на этих словечках, чешешь как по писанному… Из бывших беляков что ли? Или папа был беляк? Прибыл в Россию с немецким обозом, чтобы мозги людям пудрить? Цивилизованные люди, говоришь?
Что-то не понравилось агитатору в насмешливых глазах собеседника и сам он был не такой как все - одет по-другому. Мужчина сбросил с плеча карабин, но очередь из под распахнувшейся накидки прогремела раньше: агитатор отлетел к крыльцу, пробил хребтом погнившие ступени. Остальные не успели среагировать, только глаза тревожно забегали - Уфимцев и Герасимов долго ждали этой минуты: один упал без лишних слов, подогнув ноги; второй лаконично ругнулся, прежде чем пуля пробила сердце, упал картинно, раскинув руки.
