Расплатившись с водителем последними купюрами, которые у меня остались после покупки билета на Родосе, толкнула дверь и вышла из машины. Несколько секунд, пока мужчина доставал из багажника мою сумку, стояла не двигаясь. Застыла в нерешительности, вдруг, с невероятной остротой осознав, что больше никогда не увижу ни отца, ни брата. Если там, в Греции, я ещё могла отрицать действительность, всячески ограждаясь от неё, то здесь этого делать уже не получалось.
Резкая, сравнимая с ощущениями от точного удара в солнечное сплетение, боль пронзила грудь насквозь, вонзившись в кожу ядовитыми иглами. Розовые очки, за которыми я предпочла спрятаться, разбились вдребезги. И, как это всегда случается, осколками внутрь. Голова сильно закружилась, перед глазами всё поплыло, как на карусели. Пошатнулась, с трудом оставшись на ногах.
— Вы в порядке? — забеспокоился водитель, бросив багаж на землю. Взяв меня за руку, мужчина нахмурился. — Вы неважно выглядите. Может, стоит позвать на помощь?
Кивком головы он указал на распахнутые ворота, но я поспешила возразить. Убедив его, что чувствую себя хорошо, бросила короткий взгляд на окно второго этажа. Шторы были плотно задёрнуты, будто очередное напоминание о том, что в этой комнате больше никогда не раздастся заразительного смеха Тиграна, он больше не закричит на весь дом с просьбой принести ему чего-нибудь вкусненького, не встретит меня, развалившись на диване в гостиной, не обнимет…
В глазах защипало, будто в них насыпали перца. Горе от потери близкого человека тяжёлым камнем легло поперёк груди, перекрывая дыхательные пути, действуя удушающе.
Взгляд, невольно, стал бродить по саду, цепляясь за каждую, даже самую незначительную, деталь. Я, по-прежнему, надеялась увидеть знакомый силуэт в беседке, где папа так любил сидеть по утрам, убедиться, что ничего не произошло. Они живы и ждут меня, как раньше… Но… Ничего… Его нигде не было… Как и машины Тиграна, к которой он так трепетно относился. Больше не было ничего. Только пустота. Звенящая. Оглушающая. Разрывающая на части.
Липкий, леденящий душу, страх прошёлся по позвоночнику, заставляя содрогнуться, словно от порыва арктического ветра. Жестокая реальность, о которой я, на жалкую долю минуты, позволила себе забыть, оказалась неумолимой. Моего отца больше нет в живых. Папа покинул этот мир, забрав с собой Тиграна…
Прохладный воздух ударил в спину, проникая под лёгкую ткань тёмно-синей рубашки без рукавов. По телу прошлась мелкая дрожь, короткие светлые волоски на руках и шее замерли по стойке «смирно». Поёжившись от непривычного холода, торопливо зашагала к дому, пытаясь заставить себя не заплакать. Слезами горю не поможешь… Я уже довольно их пролила, пока летела из Греции и ехала на такси. Сейчас, меня ждёт, наверное, самое страшное испытание за всю мою жизнь — похороны брата и отца… Двух мужчин, которые всегда были рядом, во что бы то ни стало… Они поддерживали и помогали даже когда мама с Мел отвернулись от меня. Они верили в меня и любили. Всегда. Несмотря ни на что…
Невольно, я вспомнила день свадьбы… Казалось, это было так давно, что некоторые моменты уже успели поблекнуть, стереться из памяти. Где-то в другой, чужой жизни, не со мной… Папа тогда был так счастлив за меня. Он улыбался Артуру как родному сыну…
— Обещай мне, — словно наяву, услышала голос Тиграна. Лицо брата возникло перед моим собственным, его сияющие глаза смотрели на меня с прежним теплом, от вида которого. — Если он когда-нибудь посмеет причинить тебе боль, я узнаю об этом первым…
Прости меня, малыш… Мне уже никогда не исполнить своей клятвы.
Одинокая слеза скатилась по щеке, оставив на ней тонкий след.
Но знай, твоя сестра больше не будет слабой! Я научусь справляться с этой болью, и не позволю им снова ранить меня… Никто не узнает, как сильно я сейчас страдаю… Я стану той Сарой, которую ты всегда хотел видеть во мне. Смелой и уверенной в себе. Обещаю…
Повернув ручку, толкнула входную дверь и зашла в дом. Знакомый запах, который невозможно почувствовать ни в одном другом уголке земного шара, ударил в нос, вызывая новые воспоминания. Прошлое, такое далёкое и прекрасное, предстало перед моим мысленным взором, нанося всё новые и новые раны. И без того, искалеченная душа сжалась до невероятно маленьких размеров, превратившись в жалкий сгусток боли и слёз. Слёз, которым уже не суждено пролиться. Больше не будет слёз! Ни единой слезинки.
Из большой гостиной доносились тихие голоса. Я их все хорошо знала. Они принадлежали нашим родственникам: близки и не очень. Людям, которые предпочитают появляться лишь в двух случаях: когда у нас радость или же, наоборот, горе. В обычной жизни они предпочитают оставаться лишь абстрактными дядями и тётями, о которых принято вспоминать несколько раз в год.
Вперемежку с русско-армянской речью до меня стали долетать и приглушенные всхлипы. С каждым шагом, они становились всё громче, из-за чего спина моментально покрылась мурашками. Оставив дорожную сумку в прихожей, сделала глубокий вдох и медленно направилась в сторону залы, непременно цепляясь за стены, так как ноги отказывались нести меня. В этот момент, более чем когда-либо, чувствовала себя сломанной марионеткой, которую оставили без поддержки умелых рук кукловода. Тонкие ниточки, поддерживающие меня раньше, вдруг оказались безвольно брошенными на пол, оставленными на произвол судьбы, как и я сама — маленькая, никому не нужная, старая кукла.
Картина, которая предстала передо мной, заставила замереть на месте. Дыхание замедлилось, а вместе с ним и сердце начало биться реже. Вцепившись в спинку, стоящего рядом, стула, я смотрела прямо перед собой и не видела ничего. Из лёгких будто выкачали остатки кислорода, оставив их висеть, подобно сдувшимся воздушным шарам. Слова так и остались непроизнесёнными, так как застряли поперёк горла ржавыми гвоздями. Я не могла заставить себя заговорить, это было выше моих сил.
Переведя всю тяжесть тела на стол, вцепилась за него так, будто он — мой последний шанс остаться наплаву и не потонуть в бездонных глубинах того мрачного океана, что был вокруг. Его воды плескались у самого горла, время от времени попадая в рот горькими каплями. Я была на грани истерики. Она подступала всё ближе, поднималась своими ледяными щупальцами от пят до макушки, оставляя на коже противный склизкий слой. Балансируя на тонкой грани между вчерашним и сегодняшним днём, я смотрела, огромными от ужаса глазами, на человека напротив. Его знакомое, но в то же время, чужое лицо казалось нереальным, ненастоящим. Этого не может быть! Его не должно здесь быть! Не должно…
Артур
Я опоздал. Из-за разбушевавшейся непогоды мне так и не удалось нагнать Сару. Она улетела крайним рейсом с Родоса, эконом классом. Думая о том, в каком состоянии была Мышка, ненавидел себя всё сильнее. Моя чёртова гордость снова всё испортила. Элена права. Я — самый настоящий трус и кретин. Позволил своим детским страхам проникнуть в своё настоящее и испоганить единственное светлое пятно, которое в нём было. Я собственными руками вырвал из хрупкого девичьего сердца те жалкие зачатки доверия, что посеял многодневным упорным трудом. Она только-только начала видеть во мне Артура, настоящего, без напускной фальши и лицемерия. Того Артура, которого не видел никто. И, что я сделал? Бросил ёё. Оставил именно тогда, когда она больше всего нуждалась во мне.
