— Пошто мне не сказал? — спросил Василий.
— Да знашь, за тя побоялси. Скажи те, ты пошёл бы со мной. Споймали бы... того и гляди на рынке бы продали. Вот так, брат. Извиняй. А батяне не сказывал, чё его тревожить. Думал, быстро обернусь, а ты здеся за ним приглядишь. А оно вона как оказалось. Ты-то хде бывал?
— Я-то, — Василий на мгновение задумался, а потом ответил, — я было сбёг. Домой захотелось. Споймали, да ещё и в яму бросили.
— Ты на север побёг? — зачем-то спросил Алберда.
— На север, — сознался Василий.
— Э-э... на север. Да тама у татар така охрана, мышь не проскользнёт. Неё, бежать не туды надоть, — сказал Алберда.
— А куды? — живо спросил Василий. — Да... бежать мине всё равно надоть.
— Тохда вместе побегнем, — обрадовался Алберда.
— И ты хошь? — радостно спросил Василий.
— Ольгу, сказывали, купил русский купец и увёз с собой, — объявил тот.
— Так ты хошь тама её найтить? — Василий ещё не очень верил его словам.
— Имя купца я знаю, и живо его отыщу.
— А-а-а, — признал Василий правильность его рассуждений и спросил: — Когда двинем?
— Кохда... — задумчиво произнёс он, — да трудно сказывать. Зима на носу. Купца уже нету, я проверял. На юг надоть подаваться с купцами. Тама татарин не проверяет. Ето я сам видел. Не знал, чё Ольгу купили, а то бы сбёг.
— Далеко ето, — заметил Василий.
— Далеко, — согласился Алберда, — но зато верно. А тута всю жисть можно прождать.
— Чё верно, то верно, — согласился Василий. — Так ты узнавай, я к тебе прийду, а сейчас пойду к себе. Скажи, хто убил твойго батяню?
— Если бы я знал, — ответил Алберда, — ето мине рассказал один татарин, знакомый батяне. Думаю, деньгу искали. Один, старый, остался. Ты знашь, — он жалобно посмотрел на Василия, — я ся простить не могу. Если бы я знал...
Они встретились через два дня. Алберда с предыханием сразу начал:
— Есть купчина с Ярославлю. Торопится до морозу. Хорошо платит.
Но на эти слова Василий внимания не обратил. Он думал о другом.
— Чё задумалси? — спросил Алберда.
— Вот чё, брат, — сказал Василий, — ты знашь, я тута помогать купчине не могу. Вдруг хан пронюхат! Не сносить мне головёнки.
— Ето точно! — подтвердил Алберда. — Давай так: когда поедем, ты пристанешь. Купцу я сказываю.
Так и порешили.
Василий решил никого не предупреждать. В душе у него возникло опасение, что кто-то из своих предупредил татар. Уж больно ловко их схватили. «Ждали», — был убеждён он. Украдкой разыскал чувал, осторожно сунул в него бугай, сапоги, обделанные бычьими пузырями, шапку. Всё это положил во дворе за конюшней. А утром, когда тучи оросили землю мелким, неприятным дождём, Василий, перекинув чувал через частокол, вышел незамеченным на улицу. Подняв чувал, отправился к Алберде. Его уже не было. Оставив чувал, он окружной дорогой, весь промокший, вернулся к себе и велел топить баню. Лёжа на полке, Василий вдруг задумался о том, стоит ли ему бежать. Опять мучения, голод, холод, смертельная опасность. Да и где гарантия того, что его не схватят во второй раз? Тогда — верная смерть. Это сейчас простили, в надежде на будущее. А если хан выиграет сражение?..
Он поднялся и сел на лавку. Посмотрел на маленькое оконце, выходившее во двор. Оно запотело и казалось серым пятном, напоминая о том, что творится на улице.
И вдруг ему представилась дорога, по которой идёт купеческий караван. На одной из повозок сидит Алберда и жадно всматривается вдаль. Надеется увидеть его. Но... дорога пустынна: кто в такую погоду захочет выходить без нужды на улицу? И его нет... «Что же подумает обо мне Алберда, что скажет ждущий возвращения сына отец, что скажут люди, которых за него станут убивать. Нет!» Он вскочил, поднял огромный чан с ледяной колодезной водой и вылил на себя. И тут он почувствовал прилив сил и желание испытать своё счастье во второй раз. Вперёд, княжич!
Действительно, ещё в городе Алберда тщательно всматривался в дорогу. Он ехал вместе с купцом на первой повозке. Купец, скрипя зубами, согласился взять беглеца. Если бы были люди, то не взял бы ни за что. А время подошло суровое. Кому охота мокнуть всю дорогу, лазить по пояс в грязи?
— Вон он стоит! — громко, радостно воскликнул Алберда, спрыгивая с повозки. Они обнялись. Купчина поглядел на широкие плечи Василия и ничего не сказал. А друзья не могли наговориться. Купец слушал вначале их юношескую болтовню, а потом крепко задремал. Волы медленно, но верно тащили повозки, которые по оси утопали в осенней слякоти.
ГЛАВА 19
За последнее время великий князь Димитрий Иоаннович перестал кликать за свой обеденный стол кого-либо из бояр, торгового или мастерового люда. Часто этого удостаивался лишь кто-либо из священников. Но с некоторых пор князя потянуло на семейное проведение обедов.
С левой стороны сидела любимая супруга. С правой — старшие сыновья. А Пётр, Иван и Анна сидели рядом с матерью. Мать особенно пестовала хиленького Ивана.
Когда Василия отправили в Орду, Юрий поторопился сесть на место старшего брата, поближе к отцу. Князь сурово посмотрел на Юрия:
— Однако, моё дорогое чадо, я смотрю, ты у мня больно ушлый, а надоть те любить, благоволить и чтить старшого братца, — наставительным тоном произнёс отец.
Юрий слушал его, склонив голову. После слов отца Юрий пересел и посмотрел на мать. Но у неё он не нашёл поддержки, она была на стороне мужа:
— Мы каждое мгновенье ждём возвращения Василия, братца твоего. Он тама во имя вашего счастья, счастья наших людёв несёт тяжкий крест. Это помнить надоть всегда. Когда вы вырастите, не забывайте етого. Надоть жить в любви и заботе друг о друге.
— Евдокеюшка, кака ты молодец! Слушайте, чадо, свою матушку, она только добра желает вам!
Затем князь, привстав в кресле, склонил в поклоне голову и, прежде чем приступить к обеду, прочитал молитву: «Отче Наш, иже еси на небесах! Да святится имя Твоё, да прийдёт царствие Твоё... Господи, помилуй! Господи, благослови!» — и взял свою ложку. Она была деревянная, красиво сработанная, но без украшений. За ним последовала семья.
Князь приподнялся, тряпицей, лежащей на ручке кресла, вытер рот и бороду. Перекрестившись, сказал:
— Бояре ждут. Дел-то щас сколь! Вот Ягайло свою христианскую веру бросил, ирод. Силов-то у него прибавилось. А он на нас давно зубы точит. С Мамаем хотел соединиться, да помешали ему. Русский-то народ, когда беда грядёт, всё забывает, все противу вражины идуть. Вот ён забыть етого не хочет. Надоть думать, как нам быть. Чё тама, в Орде, хан думат. Уж не хочет ли руку Ягайлу протянуть? Пошто Василия держит? Деньгу давай, а сам сколь здеся выгреб! Ладно, я пойду.
