Мы разместились в гостиной. Голова у меня плохо соображала, ноги вдруг сделались ватными. Я смотрела на этого пожилого мужчину и про себя отмечала, что годы его не пожалели.
Постарел дед. Давно мы не виделись.
– Не хочешь спросить, зачем я пришел? – первым нарушил молчание родственник. Он так же жадно рассматривал меня, как и я его.
– И з-зачем?
– Я узнал, что ты выгнала своего козла, – поджал губы дед. – Давно надо было, Света.
– Следил, значит? – отчего-то не удивилась я.
– Ты действительно думала, что я свою единственную внучку оставлю без присмотра? – Дед нахмурился. – Даже если ты и отказалась от меня.
– Я отказалась? – искренне возмутилась я. – Да это ты меня выгнал!
– Тысячу раз уже пожалел об этом. – Дед отвел взгляд, точно ему вдруг стыдно стало.
– Так отчего же раньше не появился?
У меня защемило сердце. Все же правду говорят: родная кровь не водица. И по деду я, оказывается, здоровски соскучиться успела.
– Ну так и ты не стремилась узнать, жив я или уже скопытился, – обидчиво оттопырил нижнюю губу он.
– Гордость?
– Шаховская, – подтвердил дед и неожиданно тепло мне улыбнулся. – Светик, возвращайся домой, а? С козла твоего даже алименты требовать не станем, только дай мне напоследок с тобой в мире пожить да с правнуками понянькаться.
– И об этом знаешь, – не спрашивала, скорее констатировала очевидный факт я.
– Обижаешь, – фыркнул мужчина, поглаживая усы. – Столько лет в медицине проработать и железобетонными связями не пользоваться при случае?
Я хмыкнула и замолчала, а дед сразу занервничал.
– Ты подумай, подумай, не решай сгоряча, – попросил он.
– В медицину не вернусь, и не проси. Поздно мне начинать учиться, да и не хочу. Не мое это.
– Да понял я уже, что профессиональная династия Шаховских прервется. Я себе учеников набрал, передал опыт, знания не пропадут, – объяснил дед, тревожно вглядываясь в мое лицо. – Ну так что, Свет? Что насчет моего предложения?
А мне и думать не надо было, решение от сердца шло.
– Деда? – тоненько позвала его я, как бывало в еще далеком детстве.
– Светик? – Он всем телом потянулся ко мне, и я не выдержала, кинулась к родному человеку на шею.
– Давай больше не ссориться, а? – плаксиво прогундосила ему в шею. – Я жутко соскучилась.
– И я, – всхлипнул мой «стальной» дед. – И я, моя девочка.
Даже у Сёмы повлажнели глаза от этого семейного воссоединения Шаховских. Хорошо еще, ума хватило ничего не ляпнуть. А то не успела я опять обрести деда, как он слег бы с инфарктом после встречи с говорящим котом.
В родовое гнездо мы с фамильяром переехали за какие-то считаные дни. Дед помог мне уладить дела на старой работе, а новую искать запретил.
– Отдыхай, себя береги, деток носи, – сказал он. – Двойное счастье – двойная ответственность. А денег нам хватит, об этом не волнуйся.
Судьба мне явно благоволила.
«Ну наконец-то и на нашей улице перевернулся грузовик с пряниками!» – ликовала ехидна.
Отказываться от приятных подарков фортуны я не стала. Так и жила спокойненько под крылышком у деда, позволив себе быть слабой, нежной девочкой. И хоть я такой даже в детстве не была, но ведь никогда не поздно научиться, правда?
Моя беременность действительно оказалась волшебной. Только не в том смысле, в котором я опасалась. Никакая магия не проявлялась, детки не шалили. Ну а то, что токсикоз у меня так и не появился, отеки не мучили и вообще многоплодная беременность проходила без каких-либо осложнений, иначе как чудом не назовешь.
Гинеколог, у которого я наблюдалась, была в откровенном шоке. Настолько мы привыкли к плохому, что к хорошему подступаемся с сомнением и уверенностью в неминуемой подлянке.
С дедом у нас была тишь да благодать. Правда, иногда сталкивались лбами, гордость-то Шаховская никуда не делась, но быстро мирились. Жизнь в разлуке для обоих не прошла даром, ценить друг друга научились.
Сёме приходилось шифроваться, чтобы дед не разоблачил его особенную способность. Это кота напрягало, но деваться было некуда.
Дни складывались в недели, недели в месяцы, мои дочки росли в животике, и вскоре я стала похожей на шарик на ножках. Сама не особо поправилась, разве что грудь увеличилась, а вот пузико выросло знатное.
В общем, жизнь моя, можно сказать, удалась. Только тоска по мужу не давала спать ночами, а бывало, и днем стискивала горло и сыпала слезами.
– Ну что ты плачешь, Светик? – каждый раз тревожился дед. – Болит что?
– Гормоны, деда, гормоны, – неизменно прикрывалась своим особым состоянием я, даже не представляя, какое оправдание найду себе, как только рожу.
Ниарон снился мне каждую ночь. И каждую ночь я не могла быть с ним рядом. Это рвало мне сердце. Хоть бы во сне отвести душу, так нет…
Моста не было, сгорел, но светящаяся ниточка между мной и супругом была целой. За нее мы и цеплялись в поисках друг друга.
Все же близкое хорошо видится на расстоянии. Так и злость моя на Ниарона трансформировалась в досаду, да и любовь никуда не делась, лишь сильнее горела день ото дня.
Проходить она не собиралась. Я и не старалась избавиться от нее.
Наоборот, радовалась, что успела прочувствовать, что было это у меня, сбылось. Редко кому так везет. Некоторые могут до старости прожить, а так никогда и не влюбиться по-настоящему, не получить такого дара.
Я готовилась ко сну, расчесывая волосы перед зеркалом, когда в глубине его глади вдруг появилось темное пятнышко. Оно стремительно росло, пока не трансформировалось в мужскую фигуру, которая заполнила все зеркальное пространство и…
Я резко вскочила, перевернув пуф, на котором сидела у туалетного столика.
Буквально через полминуты из зеркала выбрался мой муж.
Ниарон упал к моим ногам.
– Света, – благоговейно выдохнул он, обхватив мои колени и уткнувшись носом в пузико.
– Хм-м-м… – растерялась я. – Ты мой глюк или настоящий? Еще и бородатый…
– Я готов быть кем угодно для тебя, только скажи.
– Значит, настоящий. Сладко поешь. Так чего застыл, изменщик? Я разрешения лапать себя не давала, – стукнула я его по рукам. – Ниарон!
Этот некромантский гад словно меня не слышал, ощупывал всю, целовал туда, куда только мог дотянуться… А у меня мурашки по телу бежали, да расплакаться от облегчения хотелось.
Мой! Нашел! Вернулся!
Значит, смог избавиться от чар. Значит, нужна ему. Значит…
– Прости, я так долго тебя искал, что не могу остановиться.
