– Это последний раз, Лёша. Доверяюсь последний раз. Если ранишь, если обманешь, никогда… никому не достанусь.
– Не достанешься никому, потому что моя, – строго сказал он, расстёгивая пуговицы халата. Куни хочешь?
– Хочу, – тихо смеялся я, чуть касаясь его лица. – Будь первым, никогда не получала такого.
– Первым? Да я с радостью, снимай трусы, – его рука уже стаскивала мои трусики с бёдер.
Именно трусики. Пусть размер впечатляющий, но они тонкие, маленькие и кружевные. Но как практика показывает, мужчина в порыве страсти на женское бельё вообще не смотрит. Мужчину скорей возбуждает куча одежды, в которой надо сладкое откопать, ну ни как не стринги и лифчик в комплекте.
Горячий мягкий рот прямо на моём клиторе. Такая нежность, что глаза закатила и ляжки свои толсты шире распахнула.
– Лё-ёша, – стоном протянула я, изгибаясь дугой.
Прямо в нужной точке терзал. Такое тяжёлое удовольствие накатило. Оно копилось, тряслось и требовало выхода. Тело желало быть заполненным.
Я метаться начала, в волосы его вцепилась.
– Внутрь хочу! – заныла я, не зная, куда деваться от его настырного рта.
Внутрь вошёл палец. Всего один палец, а такое творил. Просто входил, а я его хотела засосать. Мышцы все напряглись, желание разум туманило. Эмоции через край бились, и я стонала в голос, скулила и ещё хотела.
Ещё!
А любовник настырный, решил довести до пика. Бугорок возбуждённый всасывал, а потом языком теребил, быстро жёстко.
И я взорвалась от такой настойчивости. Оргазм накатил и с судорожной волной накрыл всё тело.
Заревела я, захватив несчастного Лёшку ногами.
– Соня, Сонюшка, – заполз наверх, прикусил сосок на груди.
Я рыдала. А он губами вцепился в мой рот.
Запахи, вкус всё перемешалось. Лёшка пристроился между моих ног и вошёл в лоно.
И это после Виагры у него так стоит. Здоров мужик! Как начал меня трахать, так я только сено в кулаках зажала и голову назад откинула. Оставалось только кричать.
И крик мой в его рёве пропадал, и вообще мы на пару куда-то пропадали, вываливаясь из реальности.
Сено липло к потным телам. Поцелуи, как горячий мёд лились. Мы переплетались. И я уже была сверху, а стальные пальцы зажимали на грудях соски.
– Давай, девочка, попрыгай, – расплылся в улыбке Леший и вмазал мне по попе.
Я люблю, когда меня бьют по попе. Улучшается кровообращение, и попа моя насыщается жизнью. А ещё боль резкая почему-то отдаёт удовольствием именно между ног, и я хочу проникновения.
Ещё шлепок, я гаркнула, как чайка, и начала быстрее прыгать на члене. Ещё шлепок, и внутри всё сжалось от трепета и потекло. Ещё, и я, прихватив груди, чтобы сильно не тряслись, начала не просто скакать, я бёдрами виляла, чтобы ствол внутри меня везде побывал.
А потом мужские твёрдые пальцы, до рези в глазах, сильно вцепились в ягодицы, и мужчина, снизу вверх, стал входить самостоятельно. Перед тем, как излить семя, орган увеличился в размере, пробив меня в глубины, и я сорвалась на вой и затряслась всем телом.
Да я похудею, блин!
Затраханная, я блаженно посмотрела на небо в дыру.
А мне никуда не надо идти. И не надо ничего делать. Если только покушать приготовить…
– Я последнее что ела, кусок Анькиного пирога, – замученно усмехнулась я.
Лёшка просунул руку мне под шею и подтащил к себе.
Только в этот момент, я почувствовала, как колется сено.
– Соня, – задыхался Лёшка и болезненно застонал.
– Что, болит? – коварно поинтересовалась я, уложив ладонь на замученный член.
– Ага. Мне раз в полгода положено голодание или строгое воздержание в еде. Ты со мной?
– Одной капустой питаться? – спросила я, но возмущённо не получилось, скорее безразлично. Дыхание не выравнивалось, пульс не успокаивался.
– С морковкой, – ответил Лёшка и чмокнул меня в висок.
– Живём, – тихо рассмеялась я. – А чай есть?
– Нет, в магазин сходим.
– А далеко идти?
– Восемнадцать километров в одну сторону.
Я простонала и, перевернувшись на бок, уткнулась носом в его потное плечо. Наслаждалась его телом, его запахом.
– Можно же на машине, – буркнула я.
– Нельзя, Сонюшка, надо пешком ходить, это полезно.
– Но там же медведь, – плаксиво, жалобила мужчину.
– Налево - деревня, а прямо - трасса. Звери близко к людям не подходят.
– Восемнадцать километров это близко? Сколько же до трассы?
– Двадцать.
– Еб*ть, – протянула я и замерла, потому что замер мужчина.
– Открывай-ка рот, зайка, – зло усмехнулся Леший, скидывая меня со своего плеча.
***
Отсутствие кофе, чая, стрессов. Тишина и скудная пища растительного происхождения, ключевая вода. Никакого интернета, телевизора, из развлечений только секс. Много секса. Всё это привело к тому, что я почти всё время спала.
Отсыпалась за всю жизнь. В обед два часа и ночью двенадцать часов. Хотя самих часов не было, Лёша говорил. У него внутренние работали.
Тушёная капуста осточертела на третий день. Мне лучше морковку погрызть. Если в первый день я умяла половину сковородки, во второй тарелку, то в третий пару ложек съела два раза в день.
Вначале я распухла, а потом из меня вышла вся вода, и я почувствовала лёгкость.
Но вес меня беспокоил совсем мало. Я была в расслабленном состоянии.
Лёшка сводил меня в баню. Там меня порол веником, достаточно жестоко, потому что листья слетели, и была я высечена голыми прутьями. Кричала, как недорезанная и сбежала от Лешего в речку купаться. Вода, как молоко парное.
История с баней запомнилась как что-то страшное. Я сильно ругалась и пообещала сексуальный бойкот, если он хоть раз мою толстую драгоценную попку ещё тронет. Именно Леший клятвенно обещал, что никакого садизма больше не будет. Говорил он с тюремной феней, доказывая мне, что я самая любимая женщина в мире. На вопрос, откуда такой говор, не сидел ли Васин в тюрьме, ответ получила отрицательный. Лёша в тюрьме не сидел, но Леший где-то нахватался.
В какой-то момент я перестала боятся этих мужиков. Для меня стало нормальным, что их двое. И с ума я не сошла.
Делать мне ничего не разрешалось, доски таскать, дрова рубить. Готовить еду не надо, Лёшка сам всё делал. Поэтому я вымыла весь дом, постирала бельё. Нашла одежду его матери. Влезла в старый бюстгальтер и прекрасное ситцевое платье, которое было мне коротковато, но легло по фигуре. Цветы на платье сохранили цвет: на нежно-розовом фоне, фиолетовые и голубые розочки. Тапочки кожаные стали моими навсегда.
