Было в наличие мыло и щётки с зубной пастой. Так что жизнь удалась, особенно, когда Лёшка выдал мне бритву в собственное пользование, и я смогла ещё и за телом поухаживать.
Каждый день мы куда-то ходили, километров на десять. Смотрели красоты, заглядывали в заброшенные деревни. Много разговаривали.
– Знаешь, люди рыскают по заброшенным деревням, ищут антиквариат, – говорила я, когда мы наведылись в очередное заброшенное поселение, к которому не вели дороги. Шли по берегу реки и не сразу его нашли. Там осталось два дома и торчали в высокой траве три печки.
Комары меня не кусали, Лёшка заботливо перед выходом намазал меня вонючим кремом, и теперь как комар старался близко ко мне не приближаться.
– А потом продают его на блошином рынке, – закончила я мысль.
– В этой деревне мародёров не было, – заявил Васин. – Хочешь, что-нибудь унести?
– Да, что тут унести можно, – хмыкнула я, разглядывая халупу с провалившейся крышей, что ушла фундаментом в землю и покосилась, от чего треснули рамы и повылетали стёкла.
– Посмотрим, – таинственно ответил Лёша и смело пошёл к дому, рассекая траву.
Мы вошли в покосившуюся дверь. Лёшка своими длинными руками вначале дёргал потолок и только после того, как убедился, что на меня не рухнут доски сверху, впустил в дом.
Бытом не пахло совсем. Только гнилыми досками и гулял приятный сквозняк. Стены были чёрными, имелся элемент мебели на кухне. Полы местами провалились.
Лёша взял меня за руку. И я с удовольствием смотрела на его сильные предплечья. На них ветвились вспухшие вены, и напрягались мышцы. Он очень сильный мужчина. Стонать в его руках одно удовольствие.
Мы прошли кухню и оказались в небольшой комнате, где на, чудом сохранившемся, столе стоял старый чемодан. Огромный, потёртый уже непонятного цвета.
Лёша подошел к столу, щёлкнул замками на чемодане и открыл его. Я почему-то ожидала увидеть швейную машинку. Но там блестела медная погнутая труба.
– Патефон? – изумилась я, когда увидела несколько пластинок в тканевом кармашке.
– Скорее граммофон. Хотя я не специалист, – ответил Лёша. – Забираем?
– Конечно! – обрадовалась я.
С чемоданом наперевес мы вышли из заброшенного дома и отправились на берег реки. У Лёшки был за спиной рюкзак с водой и перекусом.
Жрать хотелось до ужаса! Но «перекус» - это морковка. И бутылка родниковой воды. И сколько бы я не страдала, оставалось только боярышника на поле пожевать и смириться со своей диетой.
Мы грызли морковку на песчаном бережке. Ветер у реки сдувал насекомых и уносил каркающие, глухие звуки музыки.
Лёша заводил граммофон специальной ручкой, укладывал лепесток на неровную поверхность виниловых пластинок, и появлялись мелодии.
И это напоминало сон и какую-то фантасмагорию или постапокалипсис, когда все люди умерли, и осталась только я с мужчиной-психом.
Я не сразу привыкла к тому, что некуда спешить. Что можно провести на поле час или два. Заняться сексом на природе под шарпающие звуки пластинки. Не опасаться быть замеченной или сфотографированной. Потому что вокруг ни души.
Возвращались мы уже вечером с добытым раритетом. Говорили, вспоминали школу.
Оказалось, Лёша дружил с Севой и Лесей, нашими одноклассниками. Они и в школе были дружны, а потом втроём поступили на экономический факультет. Лёшка вылетел с первого курса и ушёл в спорт. Вначале купил крохотный тренажёрный зал, а потом стал расширять свои владения. Он – тренер по фитнесу. Занимается исключительно мужской аудиторией. К нему обращаются, когда нужно привести тело в порядок и выделить мышцы на теле. Скульптор у нас Лёша, тучных, зажравшихся телес.
А Сева с Лесей отучились, стали профессиональными экономистами-аналитиками и во всём Васину помогали. Но в последнее время он старался к ним не лезть. У тех родился вначале один ребёнок, а потом двойня. И супружеской паре уже не до друзей. Хотя они и мелькнули на вечере встречи выпускников.
О том, что у Лёши за диагноз и как так случилось, что он его приобрёл, мы договорились, поговорить позже, когда он с духом соберётся. Но муж ( не могу привыкнуть) клятвенно заверил, что шизофрении у него нет. Это он к тому, что мы не предохраняемся, и дети должны родиться здоровыми.
***
Проснулась я в кровати, когда солнце уже к полудню подступало. Попа, высеченная в бане, тяжелела, ныла и, несмотря на всю жестокость, требовала ещё. Мне только вспомнить восхищённый взгляд Лешего, когда я орала от его веника, как опять закручивалось и горело всё между ног.
Это медовый месяц.
Надо же насладиться до тошноты, чтобы потом расслабиться.
Я лениво перекатилась на край кровати. Лёшка спал мало, поэтому я редко заставала его рядом по утрам.
Стащив с кровати одеяло, я прошла по половицам к окну.
Алексей Яковлевич Васин скашивал косой траву вокруг дома. Освободился проезд во двор и хорошо было видно внедорожник. Прямо у окон росло три яблони, за ними три сирени. Цвет уже сходил с кустов, но было отчётливо видно, что одна розовая, другая голубая, а третья сиреневая. Как платье ситцевое. У матери Лёши был конкретный вкус на цвета.
Без травы стало чисто, красиво и комаров немного.
Лёшка на солнце загорел сильно. По пояс раздетый работал. Мышцы красивые выделялись на мощном теле. На голове платок чёрный, как бандана, волосы сдерживал. Не брился пару дней, чёрной бородкой оброс.
Что ж ты, мужчина, делаешь со мной?
Я приоткрыла форточку. Лёшка на звук оглянулся.
– Иди поцелую, – позвала я и тут же закрыла форточку, чтобы насекомые не залетели.
Лёшка улыбнулся белоснежной улыбкой. Неспешно, не теряя улыбки, прислонил к сирени косу, лезвием вверх и, сорвав с головы платок, направился в дом.
А я, прикрывшись одеялом, прыгнула на кровать и стала ждать.
Босоногий пришёл, спортивки свои стянул и, подойдя к кровати, достал свой смуглый, твёрдый ччле из трусов. Смуглый, как его "старший друг" и такой же крепкий.
– Целуй, – немного надменно, немного повелительно сказал он.
Я села на край дивана и выставив грудь вперёд, приоткрыла рот. Вся возбуждено подрагивала, в ожидании сладкого "леденца".
Лёшка любит оральные ласки. Мы можем в любом месте слиться в поцелуе и полчаса сосаться. Мы уже исследовали позу «69», нам она очень подходит, мы её любим.
А ещё муж у меня извращенец и любит шлёпать. И всё бы было плохо, но я сама люблю, когда меня шлёпают.
Нам пока ничего не надоело, мы пылаем и горим. Притираемся друг к другу. Знаем, что кому нравится. И хочу заметить, что Лёше нравятся такие вещи, от которых я вспыхиваю от смущения.
В этот раз мы кончили одновременно. Лёшка рыча, зарылся в мои груди, а я тихо смеялась.
