После ресторана она была не голодна, но мама-то об этом не знала. По случаю, что ужинать они садятся всей семьей, что в последнее время случалось не так и часто, мама накрыла почти праздничный стол.
– Доча, а почему ты не ешь? Я же запекла твое любимое мясо, со специями, – поинтересовалась мама, когда тарелка Влады осталась пустой.
– Мам, я не ем, потому что была в ресторане, – улыбнулась Влада, вспомнив не кстати, как Карл пригласил ее на танец, сделав это очень церемонно и торжественно, словно она была королевой какой.
– Когда же ты успела? После концерта вы пошли праздновать?
– Не было концерта, мам, а в ресторан меня пригласил один мужчина. И он немец…
– Какой такой мужчина? Откуда он взялся? Когда же ты успела с ним познакомиться?..
Пока мама засыпала Владу вопросами, папа хмыкал в усы, погладывая на дочь, и не переставал с аппетитом есть мясо. Но Влада не сомневалась, что и его личная жизнь дочери интересует не меньше, просто он привык почти все о ней узнавать от мамы.
– Познакомились мы с ним случайно… в одном доме, – замялась Влада. Она все никак не могла понять, с какой же стороны ко всей этой правде жизни подойти, чтобы не слишком сильно ранить тонкую родительскую психику. Ведь расстроятся же, как пить дать. – И он, оказывается, видел меня на последнем концерте! – радостно добавила, трусливо ухватываясь за возможность оттянуть сообщение об увольнении из филармонии.
– А что за дом? И что ты там делала?.. – перла мама напролом, не отвлекаясь на второстепенные факты.
– Это дом, в котором я работаю… преподавателем игры на фортепиано, – решилась Влада.
Вот тут и папа отложил вилку и внимательно воззрился на дочь. А мама так и вовсе на миг потеряла дар речи. Впрочем, миг этот пролетел быстро.
– Ничего не понимаю, – затрясла мама головой. – Ты устроилась на подработку репетитором? Ну зачем, Владочка? У тебя же не будет оставаться времени на все остальное? А как же твоя карьера?..
– А моя карьера, мама…
Она хотела сказать, что карьера ушла в отпуск, насколько продолжительный, она не знает, но именно в этот момент зазвонил ее телефон. И кто бы это ни был, обрадовалась она звонившему, как спасительной шлюпке в открытом море.
Влада выбежала в коридор и достала из сумки телефон. На экране высветился номер Бурова, и отчего-то сердце испуганно забилось в груди.
– Алло! – ответила Влада, чувствуя, как не хватает дыхания.
– Можешь приехать? – раздался на том проводе голос Бурова.
– Зачем? Что случилось?
– Кажется, Пашка заболел…
– У него температура?
– Да, высокая, а я не знаю, что делать.
– Звоните вашему врачу, и я сейчас приеду…
– Игнат уже выехал за тобой, – сообщил Буров и отключился.
Мама выбежала в коридор за Владой и, конечно же, слышала каждое ее слово.
– Влада, кто заболел? Ты можешь мне толком объяснить, что происходит? – строго потребовала мама.
– Заболел мальчик, которому я преподаю. Звонил его отец, в доме которого я и работаю. Мам, сейчас мне нужно уехать. На ночь останусь там. Как вернусь, обещаю, что все расскажу вам с папой без утайки.
Глава 30
Время было позднее, и до дома Бурова Игнат домчал Владу в считанные минуты.
– Отдохнули, называется, – посочувствовал ей Игнат, подвезя к входной двери.
– Спокойно ночи, Игнат, – только и ответила Влада, спеша в дом. Главное сейчас Павлик, все остальное не важно.
Буров встречал ее внизу и выглядел взволнованным.
– Где Павлик? – с порога поинтересовалась Влада. – И врач?.. – вопросительно посмотрела на Бурова.
– Уже в пути, – кивнул он. – Спасибо, что приехала, я понятия не имею, что делать. Он в детской…
Ничего больше спрашивать у него Влада не стала – поспешила в детскую. Но по пути не могла не думать на тему, что ведь сын Бурова болеет не в первый раз. Детям свойственно болеть. Где же он был все разы до этого?
Павлик лежал в кровати, укрытый чуть ли не с головой. Из-под одеяла торчал только нос. Стоило только Владе открыть дверь, как мальчик распахнул глаза.
– Ты пришла? – дрогнули детские губы в улыбке, показавшись из-под одеяла.
– А ты сомневался? – как можно бодрее отозвалась Влада. – Ну-ка, дай потрогаю твой лоб…
Лоб оказался огненным, и сразу же стало очень страшно. Не помнит, от кого и когда, но Влада слышала, что от высокой температуры дети сгорают очень быстро. Но кажется речь тогда шла о совсем маленьких, да и сейчас точно нужно было думать не об этом.
– Какая у него температура? – повернулась она к Бурову, что застыл на пороге как каменное изваяние.
– 39,8.
– Кошмар! – ужаснулась она одними губами и так, чтобы Павлик этого не видел. – Быстро смочите полотенце водой чуть теплее нормальной температуры тела и несите сюда! – строго велела. – Большое полотенце… – добавила, прежде чем Буров послушно метнулся выполнять распоряжение. – Павлик, сейчас ты должен потерпеть, когда я тебя раскрою и сниму с тебя кофточку и штанишки…
– Зачем? – захныкал ребенок. – Мне и так холодно…
– Нужно немножко сбить температуру, и ты потом перестанешь мерзнуть, обещаю.
Владе и самой хотелось, плакать, глядя на несчастное детское лицо. И руки тряслись, пока раздевала плачущего Павлика. Тело же его казалось ей огненным.
С поручением Буров справился быстро и входил в детскую, как раз когда Павлик остался дрожать, стоя на кровати в одних трусиках.
– Вот теперь нужно немного потерпеть, – доверительно сообщила Влада ребенку, забирая у Бурова мокрое полотенце. – Неприятно и холодно будет только в первый момент…
– А ему хуже не станет? – где-то на задворках слухового поля прозвучал вопрос Бурова.
Не до сомнений было сейчас, не до сомнений. На слова его Влада даже внимания не обратила, как и не ответила. Быстро развернув полотенце, которое стремительно остывало, она укутала в то сопротивляющегося Павлика. Детский плач превратился в сдавленный писк, и сердце Влады разрывалось от боли. Но когда-то так же сбивала температуру ей мама. Ощущения она помнила и не ошиблась. Почти сразу же Павлик перестал плакать, а полотенце очень быстро нагрелось. Тогда Влада сняла его с ребенка, одела его во все сухое, уложила и накрыла простыней.
– Где термометр? – посмотрела на Бурова.
Без слов тот подал ей термометр, который она и сунула притихшему Павлику подмышку.
– Ну что, холодно тебе, дружок? – обтерла полотенцем его горячий лобик.
– Уже не так… – признался Павлик.
– Вот и замечательно!