- О, боги и духи! - впервые в жизни Шекер пришло в голову, что мать ее... как бы это сказать-то помягче... Не слишком умная женщина. Почему это раньше не бросалось в глаза? Ну, хозяйство она вела хорошо и рабынь гоняла со знанием дела. А вот первое же самостоятельное поручение царя провалила. Точно - провалила. Кто ее тянул за язык? Не проговорилась, так Шекер бы и не узнала, что тихая Юмшан в дорогу прихватила яд.
Интересно, отец велел или сама придумала? С нее станется...
- Как скажешь, - Шекер послушно опустила глаза, - но с этого часа всю еду и питье, что ты мне приносишь, пробуешь сама у меня на глазах. Иначе ни есть, ни пить не стану, ты меня знаешь.
- Поугрожай мне, - буркнула Юмшан. Но в ее голосе уверенности не было. Свою старшую дочь она и впрямь знала неплохо и прекрасно понимала, что, не смотря на внешнюю, показную покорность, характер у нее как у самой дурной и упрямой козы. Уж если что взяла в голову, так скорее кусок соли зацветет, чем Шекер передумает.
Глава 6 Беглец
Шекер стояла у окна, забранного тонкой, но неожиданно прочной деревянной решеткой. Взгляд ее растерянно блуждал сначала по каменному дворику, выложенному мозаикой, с печью для лепешек и криво подрезанными кустами акации. Потом по выложенному битым стеклом верху каменной стены.
Странно-то как: стена из камня, дом из... песка? Кажется, она что-то перепутала. Не может же такой высокий дом быть сложенным из земли. Или может? Но, если так, то это, наверное, та самая магия. Ниомы магией не владели, разве только чуть-чуть и очень редко. Слышащие разговаривали с духами, но для этого они вдыхали специальные смеси, от которых быстро сходили с ума, старились и умирали.
Интересно - стена специально сложена вот так, криво? Мастер решил, что так будет красивее? Или просто мастеру было все равно?
За стеной на разной высоте поднимались плоские крыши. На некоторых цвела зелень. А с той стороны, где садилось солнце, высился городской вал. Увидев его, Шекер чуть с верблюда не свалилась, спасла только привычка - седлать корабли пустыни ниомы учились едва ли не раньше, чем ходить.
Когда Юмшан сказала, что в следующий раз ночевать будут в "городе", девушка представила себе много шерстяных домов, много верблюдов, много коз. И, конечно, какое-нибудь озеро, потому что даже деревни не строились у колодцев, только по берегам озер. А уж неведомый город обязательно должен окружать большое озеро.
В результате - камень, зелень и... дома из... вот ведь беда, как называлась эта земля? Глана? Глина!
Здесь было прохладно. Шекер покосилась на кувшин необыкновенно вкусной воды с привкусом какого-то кислого фрукта. Не апельсина - еще кислее.
Сразу после того, как они разместились, заняв оба этажа и, кажется, еще парочку соседних домов, хозяин предложил "высокородным царице и царевне" посетить мыльню. Шекер сначала не поняла и испугалась, но потом оценила и блаженство горячей воды и пара, и толстые валики мыльной травы, которые рабыни прокатывали по всему телу и от этого оно наполнялось томной, ленивой негой. И душистую мазь, которой Шекер старательно намазали ступни, особенно - пятки. Оказалось, что здесь очень ценится, если у женщины кожа нежная именно на пятках.
Шекер в мыльне долго не выдержала - от жара и резких запахов закружилась голова и стало сильно биться сердце, и рабыня сказала, что проведет ее в комнату.
А вот Юмшан осталась. И, кажется, скоро ее можно было не ждать. Судя по взглядам, которые бросал на нее один из здешних... охранников? Воинов?
Шекер и в голову не пришло осуждать мать. Калаф был для нее скорее царем, чем отцом, и таких, как Юмшан у царя ниомов было... больше, чем Шекер могла сосчитать.
Со счетом у девушки вообще было не очень - не учили. А с верностью в доме матери вообще все было проще некуда: делай что хочешь и с кем хочешь, только не попадись. А уж если попалась, так сикари тебе в помощь, смерть от острого длинного ножа была куда легче, чем "милость пустыни" или "заступничество скорпионов..."
Но, конечно, все это касалось самой Юмшан и еще двух младших жен, с которыми девушка делила шатер. Саму ее стерегли как великое сокровище... или верблюжьего вора, пойманного на горячем, чтобы от расправы не ушел.
Вот так и получилось, что, впервые за долгие десять дней, Шекер осталась одна и без присмотра. Хотя, что значит - без присмотра? На "женском" этаже не было никого кроме нее и рабынь, но во дворе и вокруг дома расположились хичины и воины отца.
И поэтому, когда шевельнулась пыльная занавеска, которая отделяла комнату царевны от комнаты царицы, Шекер не испугалась. Сначала.
Неслышно, словно бесплодный дух или какая-то его родня, в комнату проник мужчина. Воин.
Шекер похолодела - на ней не было не то, что семи покрывал, с мыльни она пришла в одной рубашке, и лишь накинула на себя плотную алабею: жарко же, да одна... И что теперь?
Последние два года мать без устали вбивала ей в голову, что стоит мужчине, хоть какому-нибудь мужчине увидеть ее без покрывал - и быть беде. Из ценного имущества Шекер превратится в бросовый товар, который поспешат сбыть по дешевке. Если, вообще, не скормят песчаному духу.
Хвала Небу, сикари всегда был при ней, она и спала с клинком под подушкой - просто на всякий случай. Отбиться бы не смогла - сражаться ее тоже не учили, но один удар она знала хорошо.
И сейчас девушка без тени сомнений метнулась от окна в глубину комнаты, перехватила клинок за рукоять и направила себе в живот.
- Кто бы ты ни был - остановись. Еще шаг - и я убью себя!
Шекер сказала это на наречии ниомов, которое мало кто знал за пределами их кочевого царства. Просто не подумала, что надо бы сказать на фиольском. Но мужчина понял. Остановился. И медленно развернулся к ней.
Он был одет в традиционный синий хафан и шамайту, пояс перехвачен кушаком, за который была заткнута всего одна сабля - и уже это лучше всяких слов сказало Шекер, что перед ней чужак. Ниомы носили две сабли.
Она быстро подняла глаза выше и сразу опустила, но успела уловить, что воин высок и кожей слишком бел. Ну, точно - чужак. Вот только откуда чужаку знать ее язык?
- Зачем? - удивился он. В самом деле удивился.
- Я - царевна ниомов, моя невинность принадлежит моему отцу-калафу и я сохраню его достояние любой ценой.
Шекер произнесла это ровно, хотя колени подрагивали. Но то, что показывать страх нельзя никому: ни зверю, ни человеку - это она знала твердо.
