То, что он делал, нельзя назвать предательством. Это просто традиция. И это было необходимо. Ну да, предводитель гоблинов распорядился, что человеческий мир должен теперь стать абсолютно недоступным, и да, был разговор об ужасном позоре, о мучениях и что-то ещё о внутренностях – и это касалось любого члена гоблинской орды, который вторгнется в мир человека, – но разве человеку принадлежала эта тихая тёмная комната, в которую прокрался Кулл той ночью? Человек не поместился бы в эту крошечную колыбельку и не стал бы играть в эти цветные погремушки и мягкого игрушечного барашка, так ведь?
Кулл собирался украсть этого младенца. Кража младенцев – как раз то, что гоблины и делали или должны были делать. В любом случае раньше делали.
Вздыхая, Кулл одной рукой подтянулся к открытому окну, всё ещё обхватывая свёрток другой. Может быть, именно потому, что они не крали младенцев, орда оказалась в столь плачевном положении. Предводитель Надд был слишком мягок. Он мыслил слишком современно. Был слишком слаб. Да, иногда Надд грозился сварить их носы и завязать в узел пальцы на ногах, но в последнее время редко выполнял эти угрозы. Он слишком много якшается с людьми – вот в чём проблема. Слишком мало внимания уделяет похищению младенцев.
Как можно тише Кулл соскользнул с подоконника на пол. В комнате пахло мылом и тальковой присыпкой.
Постоянные причуды предводителя ещё можно было терпеть, пока орда процветала, но теперь всё изменилось. Кулл чувствовал это. Предводитель чувствовал это. Каждый гоблин в орде чувствовал это. Медленно, но верно магия покидала Дикую Чащу. Медленно, но верно орда умирала. Одно дело – сидеть и ничего не делать, когда ничего и нельзя сделать, и совсем другое – сидеть и ничего не делать, когда решение само идёт в руки.
Тряпичный свёрток в руке Кулла шевельнулся, и он почувствовал, как крошечные мягкие пальчики обхватили его большой палец. Он посмотрел на свёрток. В горле у него пересохло. Перевёртыш – вот ответ.
Перевёртыш – это не просто гоблин, который может преобразиться в человека. Перевёртыш – это живое воплощение гоблинской магии, символ силы и возможностей, надежда. Неслучайно перевёртыш родился именно тогда, когда дела пошли совсем плохо. Предводитель Надд подвёл их, но именно из-за его ошибки появился луч света – этот ребёнок.
Орда не производила на свет перевёртыша – настоящего перевёртыша, а не просто гоблина в парике и одежде – со времён Гадкого Василиска. Тогда предводителем был ещё отец Надда. Старик ни за что не стал бы раздумывать, что делать, если в орде родился бы перевёртыш. Он был истинным гоблином, сохранившим верность Старым Устоям. И теперь, когда его уже нет, кто-то должен сделать так, чтобы Старые Устои не оказались забыты.
По правде говоря, Кулл сам помнил только часть Старых Устоев. О многих из них он вообще ничего не знал, но готов был собственную руку отдать – ну, или чью-нибудь уж точно отдал бы, – чтобы отстоять те отрывки, которые помнил, и Предводитель Надд и все прочие ещё поблагодарят его, когда всё будет сделано. Но пока что он действовал в одиночку. Раз Кулл решил возродить древние традиции, ему надо было разобраться с деталями самому, и очень быстро.
Мягкий розовый младенец в колыбельке уже начал шевелиться. Кулл рассчитывал утащить маленького человечка назад в Дикую Чащу, пока тот ещё не начал плакать, а вместо него оставить перевёртыша. Затем последует обычный обмен с фейри – Куллу ещё придётся раскопать древние контракты, чтобы выяснить все подробности. Он не помнил точно, как всё происходит, но совсем скоро человечий младенец окажется на другой стороне завесы, а к этому младенцу вернётся магия. Сколько времени перевёртышу надо будет жить среди людей? Кулл подумал, что там была цифра «три». Или, может, «семь»? То, что это был важный момент, он точно помнил. Но утомительные детали вроде чисел, обрядов и необходимого порядка действий могли и подождать, пока он не украдёт ребёнка и не вернётся домой в лучах славы.
Кулл напоминал себе, что дело было не просто в похищении детей и не в весёлом хаосе, который маленький перевёртыш устроит здесь после подмены. Дело было в благополучии орды, в традиции. Мир гоблинов нуждался в магии, совсем немного, чтобы просто хватало. Им нужно было вернуться к древним ритуалам. Им нужны были Старые Устои. Им нужен был этот младенец.
Кулл со своим свёртком забрался в манеж и осторожно положил двигавшего ручками и ножками перевёртыша на мягкую подстилку. Он был самой большой редкостью, которая появляется в их роду раз в поколение, и Кулл добьётся того, чтобы перевёртыш выполнил свою миссию, пока Надд ещё не лишил его возможности творить всякие чудесные безобразия. В его руках младенец, по крайней мере, выглядел скорее как гоблин – хотя гоблин с кожей, похожей на дым и тени, но теперь она дрожала и шла рябью, словно живой мираж. Кожу покрывали крапинки, и она вздувалась, как старые обои, а потом приобрела цвет вишнёвого дерева, из которого была сделана кроватка, и стала пушистой, как детское одеяльце.
До этого Кулл переживал, что превращение не сработает без правильных слов, но сейчас он заулыбался во весь свой щербатый рот: магические инстинкты брали своё.
Где-то в глубине дома скрипнула половица. Кулл замер, все его чувства обратились к двери, ведущей в коридор. Надо было запереть её. Но она осталась приоткрытой, и теперь к ней приближались мягкие шаги. Промелькнула тень. Вдох застрял у Кулла в горле, глаза расширились.
Дверь распахнулась внутрь, и толстый чёрный кот лениво зашёл в комнату. Он взглянул на гоблина, который неподвижно стоял в манеже, а потом уселся на ковёр и стал безучастно наблюдать за происходящим, подёргивая хвостом.
Кулл снова начал дышать. Всё хорошо. Взрослые люди всё ещё спали. Он вновь обернулся к манежу, чтобы стать свидетелем великого чуда, порождённого его гордой древней культурой. На гоблина смотрели два младенца с носиками-пуговками и пухлыми розовыми щёчками.
Свершилось! Перевёртыш всё сделал даже лучше, чем Кулл мог себе представить. Воплощение было полным! Теперь Куллу оставалось только выхватить беспомощного младенца из его уютной кроватки и тайком унести в Глубокий Мрак, оставив вместо него двойника. Но тут сначала один ребёнок причмокнул губами, потом – другой. Затем тот потёр щеку, потом – первый.
Кулл засомневался. Он всмотрелся в мягкое личико, которое оказалось ближе к нему, потом – в другое личико. Которое из них? Он ткнул в первого ребёнка своим костлявым пальцем. Оба младенца разом заплакали. Кулл сжался.
В глубине коридора щёлкнула, открываясь, дверь, и послышался усталый женский голос:
– Наверное, он просто проголодался. Ты спи. Я его уложу потом.
У Кулла началась паника. Дрожащими руками он взял ближайшего к нему ребёнка, потом положил его обратно и обхватил пальцами того, что лежал дальше. Младенцы закричали и задвигали толстенькими ножками. В груди у Кулла застучало. Который из них?
Он переступил с ноги на ногу. Звук шагов приближался. Который? Который? Гоблин перевёл взгляд с двери на детей, опять на дверь, снова на детей, потом…
