Энни уставилась на неё в изумлении.
Медвежонок припал к земле. Он понюхал землю в нескольких шагах перед собой, потом стремительно вскочил на задние лапы. В следующую секунду он снова обрел человеческую форму.
Энни Бёртон, потрясённая, молча покачала головой.
– Сюда! – позвала Фэйбл.
– Да, она моя, – ответила королева.
– Так, выходит, ты не превращала её в животное? Она сама это сделала?
– Фэйбл всегда была не по летам развитой.
Энни кивнула.
– А её отец? – спросила она.
– Его нет, – сказала королева таким тоном, что стало совершенно ясно, что это ответвление их беседы достигло своего завершения.
Энни подумала было о том, чтобы рассказать этой женщине о собственном муже, своём дорогом Джозефе, который исчез вскоре после того, как вместо одного младенца появилось двое, и о том, как ей пришлось растить их в одиночку. Но она засомневалась. Что это ей пришло в голову? Её муж не был темой для обсуждения ни с кем – и менее всего со зловещей колдуньей, которая могла украсть её детей с такой же лёгкостью, как и спасти их.
– Так кто же ты на самом деле? – спросила она вместо этого.
– Я Ведьма Дикой Чащи, – ответила женщина просто. – Уверена, что ты слышала все названия. Королева…
– Но так ли это на самом деле? Ты та самая ведьма из рассказов? Ты изводишь посевы, превращаешься в ужасных монстров и ешь детей?
Королева посмотрела на Энни.
– Ведь кто-то должен это делать, – ответила она, пожав плечами. – В конце концов, посевы сами себя не изведут.
Лёгкая улыбка тронула уголки губ ведьмы.
– Но, вижу, ты не веришь рассказам. Ещё раз: как тебя зовут?
– Энни Бёртон.
– Скажи мне, Энни Бёртон, ты когда-нибудь верила им? Когда ты была маленькой, верила ли ты, что Королева Глубокого Мрака проглотит тебя, если ты забредёшь слишком далеко в Дикую Чащу?
Энни сглотнула и решила, что лучше ответить честно.
– Да. Когда была маленькой.
– И рассказы останавливали тебя и не давали забираться в лес?
Энни задумалась.
– Наверное.
Усмешка королевы была зловещей, но в то же время какой-то тёплой.
– Я обожаю эти рассказы. Это мои истории. И они достигают цели.
Широкий булыжник преградил им дорогу, и королева переступила через него так же легко, как если бы он был выпуклым камнем мостовой. Казалось, что лес изгибался по воле ведьмы, словно кланялся своей королеве. Энни была вынуждена использовать обе руки, чтобы перелезть через булыжник, и ползучий вереск порвал подол её юбки, когда она сползала вниз на другой стороне. Ей придётся зашить юбку позже. Мгновение она с удовольствием подумала, что когда-нибудь снова сможет заняться таким обычным делом, как шитьё, но потом опять побежала вперёд, чтобы догнать злобную ведьму посреди Глубокого Мрака.
– Но что в них правда? – спросила она, переводя дыхание. – В рассказах о том, как ты ловишь потерявшихся мальчиков и девочек? Ты поэтому не стареешь? Это как-то связано с похищением у детей их молодости?
Королева подняла одну бровь.
– Я старею, – призналась она после длинной паузы.
– Но тогда как ты можешь быть ею? Ты слишком молода. Выглядишь ненамного старше меня. Когда я была маленькой, мы рассказывали истории о старой ведьме – так что ты не можешь быть той же ведьмой, после всех этих лет.
Королева Глубокого Мрака с усмешкой покачала головой.
– Даже если рассказ начинаешь не ты, это не значит, что ты не можешь закончить его. Даже если не ты его заканчиваешь, это не значит, что ты не можешь начать его.
– А-а-а, – сказала Энни, а потом добавила: – Прости, а что это значит?
Королева со вздохом протянула руку и погладила ствол широкой сосны.
– Попробуем по-другому, – начала она. – Я не сажала это дерево. Оно было здесь задолго до меня и будет здесь ещё долгое время после того, как я исчезну. Важно ли моё существование для этого дерева?
– Нет.
– А если в лес придёт дровосек с топором, и я отгоню его от дерева, будет ли тогда моё существование важно для него?
– Ну да, очевидно.
– Вдруг я научу мою маленькую Фэйбл отгонять дровосеков, а Фэйбл научит своих детей, и так далее – будет ли тогда моё существование важно для дерева?
Энни кивнула.
– То же самое происходит с рассказами. Рассказы важны. Они рождаются, умирают, снова рождаются – но пока они живут, они отгоняют дровосеков, которые угрожают моим деревьям.
– Это замечательный ход мысли, – проговорила Энни, – но, боюсь, я не поспеваю за тобой. Ты говоришь о себе или о рассказах?
– Да, – сказала королева.
Впереди них Фэйбл снова превратилась в медвежонка и ходила кругами, обнюхивая землю. В течение нескольких секунд обе женщины стояли молча и наблюдали за ней.
– Я… думаю, что понимаю, – тихо сказала Энни.
– Понимаешь?
– Считаю, ты совсем не ужасная.
Королева ничего не ответила.
– Думаю, это просто рассказы, – продолжила Энни, – чтобы защитить детей от леса.
Резкий смех ведьмы заставил её вздрогнуть.
– Нет? – удивилась Энни.
– Это не моя задача – защищать твоих идиотских детей от моего леса, Энни Бёртон. Я защищаю свой лес.
– От… детей?
– От тех, кем дети становятся.
Фэйбл, шедшая впереди, кажется, снова уловила запах и быстро пошла дальше сквозь заросли.
Королева не стала сразу спешить вслед за ней. Она смотрела на Энни так, что старые страшные рассказы стали казаться вполне реальными.
– Это мой лес, – произнесла королева, – мои деревья, мои звери, мои чудовища. Они – мои дети, нуждающиеся в защите. Когда сюда приходят дровосеки со своими топорами, то…
Её глаза сузились, и она не закончила фразу.
– Ты правильно поступишь, Энни Бёртон, если не станешь недооценивать, насколько ужасной я могу быть.
Прежде чем Энни нашла слова для ответа, сквозь деревья перед ними донёсся голос Фэйбл.
– Ай! Ой! Отпусти! ПУСТИ!
Глаза королевы вспыхнули огнём. Одним стремительным движением она рванулась вперёд и накинула меховой капюшон на голову. Накидка вздулась, лес вздрогнул, и Энни Бёртон увидела перед собой огромного бурого медведя. Губы этого создания изогнулись в чудовищном оскале, и оно издало низкий раскатистый рык.
Через секунду передние лапы зверя ударили в землю, и он бросился в лес на звук криков Фэйбл. Безо всяких усилий он надвое раскроил подвернувшийся куст.
