– Конечно, – ответил Тинн.
– И я тоже.
Какое-то время они молчали. За окном шелестели листья. Письмо лежало в ночной тумбочке между их кроватями. Всего лишь тонкая бумажка, но в темноте казалось, она занимает всю комнату. Если неизвестность можно сравнить с маленьким камушком, то возможность узнать была целым булыжником.
– А если это я? – спросил наконец Коул.
Тинн уставился в потолок. Письмо обещало дать ответ на вопрос, который занимал их головы столько времени, сколько каждый из них помнил себя.
– Я не хочу, чтобы это был ты, – прошептал Тинн.
Коул сел и прислонился спиной к стене.
– А если это ты?
Тинн лежал без движения. Несколько секунд он даже не мигал.
– Не хочу, чтобы это был я, – выдохнул он.
Мальчики долго молчали. Цикады ритмично стрекотали на улице, и порыв ветра с шумом пробежал по листьям большого платана.
– Эй, Тинн! – снова прошептал Коул. – Если это я – если я… если ты – настоящий мальчик, а я – нет, – он сглотнул, – ты всё равно будешь моим братом?
У Тинна сжалось горло.
– Всегда.
Коул кивнул в темноте.
– Эй, Коул, – начал Тинн.
– Всегда, – откликнулся Коул.
Тинн сделал глубокий вдох.
– Мы это сделаем, так ведь? – произнёс он.
– Ну, если это действительно ты, я не собираюсь тут сидеть и смотреть, как ты умрёшь из-за того, что мы никуда не пошли, – заявил Коул. – Пусть лучше меня съедят в лесу. – Он сглотнул. – Знаешь, лучше вместе.
Тинн кивнул.
– Я тоже так думаю, – сказал он.
– Тогда решено, – проговорил Коул. – Ответы. Дикая Чаща. Рассвет.
Тинн кивнул. Ветер снова просвистел за оконной рамой.
– Так ты скажешь маме?
Коул прикусил губу.
– Может, ты?
Утром миссис Бёртон нашла записку.
Глава 7
Карта была простая и даже примитивная, но ориентиры, нанесённые рядом с краем леса, оказались достаточно знакомы. Секретная дорожка начиналась недалеко от дерева, на котором мальчики нашли записку. Солнце ещё только поднималось над горизонтом, когда они подошли к тому месту, которое на карте было отмечено как начало тропы.
Коул взял с собой карманный ножик. Он был хороший и острый, но уже не настолько, как когда-то: это лезвие превратило в стружку бесчисленное количество палочек. Ещё он нёс свёрток из выцветшей жёлтой материи. Мама действительно испекла вчера вечером пирожные с повидлом и оставила их остывать на кухонном столе. Пока Тинн старательно писал записку, в которой объяснял, куда они идут, и просил её не волноваться, Коул сложил полдюжины слоёных пирожных на жёлтое выцветшее кухонное полотенце и завязал всё вместе в аккуратный узелок. Он держал его в руке, когда они пустились по дорожке в путь.
Из кухонного ящика Тинн взял спичечный коробок. В нём оставалось только четыре спички, но он решил, что его шансы разжечь костёр куда выше с четырьмя спичками, чем без единой. Этот коробок при каждом шаге слегка погромыхивал в кармане его штанов. А ещё Тинн держал карту.
– Если всё это по правде, – начал он, когда они прошли мимо узловатого дуба и вступили в высокую траву по направлению к опушке, – то на той стороне ручья должна начинаться тропинка.
– Так давай найдём её, – закончил Коул.
Они вдвоём прыгнули в воду и, выйдя на другой стороне, углубились в лиственные деревья.
По спине Коула пробежал лёгкий озноб. Он улыбнулся.
– Мы в Дикой Чаще, – прошептал он. – Неизведанная территория, которой нет на карте.
– Ничего такого, – ответил Тинн, тоже шёпотом. – Мы всего в двадцати футах от того места, где болтаемся каждый день, и к тому же я держу в руках самую что ни на есть карту.
– Не сбивай настрой. Ты где-нибудь видишь тропу?
Тинн озирался среди деревьев, замшелых камней и диких цветов. В лесу оказалось много всего, непохожего на тропу. В какой-то момент у него даже возникла мысль, что никакой тропы вообще нет и что письмо с самого начала было подделкой. Ну конечно, нет никакой тропы, никакой неминуемой опасности, никакой гоблинской орды. Он уже начал предвкушать безмятежное утро с поеданием пирожных с повидлом под защитой их дерева для лазания, как вдруг его ноги уехали куда-то вперёд, поскользнувшись на пучке росистой травы, и он начал то ли падать, то ли проваливаться сквозь покров веток. Его сердце запрыгало в груди, но потом он смог восстановить равновесие и осмотрелся.
– Ух ты, – выдохнул Коул, присоединившись к нему.
Перед ними тянулась длинная извилистая тропа. Это была тонкая полоска, покрытая ковром из иголок и листьев, с высокими стеблями травы и ветками кустарника, свешивающимися с обеих сторон. В отличие от прямых, ровных городских дорожек, эта тропа заворачивала то в одну, то в другую сторону, огибая корни и булыжники волнистыми зигзагами.
– Похоже на тропу каких-то животных, – предположил Коул. – Может, олени?
– Может, – Тинн снова взглянул на бумажку, которую держал в руках. – Но здесь как раз и должна быть гоблинская тропа.
По телу Коула пробежал озноб. Он посмотрел на Тинна.
Тинн чувствовал себя немного беспомощным. Он кивнул Коулу.
* * *
По мере того как солнце поднималось всё выше и выше, Коул думал, что, откровенно говоря, он ожидал, что таинственная гоблинская тропа будет немного таинственнее и выглядеть уж точно более по-гоблински. Уже прошло много часов, но на их пути всё ещё не было видно указателей в виде амулетов, свисающих с ветвей деревьев, или странных статуй, наполовину скрытых под землёй.
Они шли уже много миль по извилистой лесной тропинке, которая взбиралась на пологие холмы, пробиралась через тенистые долины и пересекала бурлящие ручьи. Местами тропинка становилась такой узкой, что они пару раз теряли её, но с помощью карты каждый раз находили снова. Коул время от времени вырезал своим карманным ножом неровную букву «К» на коре стоящих рядом с тропинкой деревьев на тот случай, если они потеряются и должны будут найти путь назад, а ещё для того чтобы разнообразить утомительное путешествие.
Дикая Чаща оказалась не такой дикой, как следовало из её названия, но при этом она, несомненно, была живой. Мальчики слышали ровное жужжание насекомых и крики птиц, их щебетание и карканье. В зарослях они заметили лань, но та сорвалась с места, как только услышала их приближение. Ещё Коул увидел семейство белок, бежавших по ветвям. Тинн остановился у дерева, прорезанного глубокими бороздами от когтей.
