— Почему она была там, — возмутился Ставрос. Он сжал кулак с такой силой, что вены на руке вздулись до невероятных размеров. — Я же велел Леонидесу полететь с ней вместе, на нашем, частном, самолете! Почему моя жена оказалась в толпе туристов?!
Демитриос наблюдал за реакцией сына, с трудом сохраняя спокойствие и удерживая себя от улыбки, которая, то и дело, просилась наружу. «Моя жена». Одного словосочетания оказалось достаточно, чтобы тот выдал себя «с потрохами». Если бы Ставрос не испытывал к Диане никаких чувств, как он сам, постоянно, утверждает, эта фраза, ни за что, не слетела бы с его уст. Тем более, в такой ситуации. Он любит ее. Возможно, даже так же сильно, как и она его. Осталось только дождаться, когда они перестанут скрывать это от самих себя.
— Диана отказалась лететь на нашем самолете, — спокойно ответил ему отец. — Девушка не захотела зависеть от тебя, даже в столь незначительной ситуации, — Демитриос, на секунду, замолчал. — И, знаешь, что, — густая, кустистая бровь, подернутая сединой, взметнулась вверх, — я ее прекрасно понимаю. Если ты сам, будучи ее мужем, решил не брать на себя ответственность за свою жену, почему она должна принимать твою помощь? Это ты, — указал на сына пальцем, — должен был сопровождать ее. Тебе нужно было отвезти девушку домой, встретиться с ее бабушкой и объяснить, насколько это, возможно, всю сложившуюся историю. В которую, между прочим, Диана попала только из-за тебя. Если бы не твое дурацкое пари...
— Я лишь хотел вернуть «Кассандру», — не выдержав такого давления, выкрикнул Ставрос, перебивая отца. — Мне нужно было заполучить эту яхту любой ценой!
— Зачем?! — Демитриос вскочил на ноги. Эмоции взял вверх и темпераментный грек «взорвался». — Зачем тебе эта лодка?! Наша семья уже, давно, смирилась с тем, что «Кассандра» больше нам не принадлежит. Кого ты хотел порадовать своим выигрышем?!
— Себя! Эта яхта была нужна МНЕ! — Ставрос встал напротив отца. Две пары холодных голубых глаз схлестнулись в поединке. — Я обещал Агапи, что верну ее!
— Агапи больше нет в живых, — жестокие слова, отражающие всю правду, сорвались с губ Демитриоса раньше, чем он успел их обдумать. Сын, вмиг, изменился в лице. Его глаза сузились, а по скулам заходили желваки. — Ставрос, — он попытался было оправдаться, найти объяснение своему высказыванию, но тот не позволил. Отступив на шаг назад, поднял руку вверх, жестом, заставляя отца остановиться.
— Это был удар ниже пояса, — произнес он, едва слышно. — Ты не имел права, — мужчина грустно улыбнулся. — Сейчас, я пойду к Диане, а ты можешь возвращаться домой. Мне больше нечего тебе сказать... папа...
* * *
— Спи, мой Эльф, — откуда-то издалека, будто из параллельной вселенной, она слышала голос Ставроса, который убаюкивал ее не только своим бархатистым тембром, но и теплыми прикосновениями к лицу девушки. Просыпаться совсем не хотелось, поэтому, она, с радостью, решила последовать его совету. — Тебе нужно отдыхать и набираться сил... Я буду рядом, никуда не уйду, пока ты не проснешься...
«Нет! Я не хочу, чтобы ты уходил. Пожалуйста, оставайся со мной... всегда, — ей, безумно, захотелось не просто сказать, а закричать об этом настолько громко, чтобы Ставрос, где бы он не находился, обязательно, услышал ее. — Не оставляй меня... Умоляю...»
Мужчина сидел у ее постели, несмотря на запреты и слова врачей, всю ночь. Он, ни на секунду, не сомкнул глаз, боясь, вдруг, ей станет плохо. Ставрос держал Диану за здоровую, левую руку, гладил по волосам и щекам, лишь бы дать ей почувствовать, что она не одна. Прислонившись щекой к изголовью кровати, он, нежно, обводил контур ее губ, при этом, повторяя какие-то банальности, которые шли сами собой.
— Мой сказочный Эльф, — прошептал он, когда, вдруг, заметил на щеках девушки слезы. Она плакала. Во сне.
Одинокая соленая капля скатилась по лицу Дианы и упала на белоснежную подушку. Внутри у него все сжалось, стало так больно и стыдно перед ней, что ему захотелось выть от того бессилия, которое разъедало его изнутри.
— Я не могу смотреть на твою боль, — признался он, поцеловав щеку девушки так нежно, чтобы не причинить ей дополнительных страданий. — Твои слезы — это как моя собственная кровь. С каждой потерянной каплей я становлюсь слабее. Мне нужно бежать от тебя, как можно дальше, но я не способен отойти и на шаг... Диана, ты, будто, околдовала меня... Твоя невинность, она сводит с ума! Я не могу не думать о тебе. Пытаюсь забыть нашу встречу и выбросить тебя из головы, но не получается! Ты словно воздух, от которого невозможно отказаться...
Поднявшись со стула, Ставрос, неуверенной походкой, подошел к окну, откуда был виден город. Над Афинами замаячил рассвет. Солнечные лучи, отражаясь от окон домов, бегали по улицам его родины, заставляя все вокруг оживать и просыпаться. Пение птиц, которое раздавалось в саду, перед клиникой, проникало в палату даже сквозь закрытые окна. Мелодичные трели завораживали своей красотой и естественностью. Совсем как Диана... Глядя в ее теплые, как расплавленный шоколад, глаза, он чувствовал все то же самое, что и сейчас. Рядом с ней хотелось жить. Он видел в ней ту искру, которая способна была разжечь его самого, пробудить от тяжелого сна и вернуть в тот мир, от которого он отказался восемь лет назад.
И это пугало... Он боялся собственных чувств, когда смотрел на нее. Даже сейчас, когда Диана спала и не могла его видеть, Ставрос чувствовал, как внутри него что-то происходит. Медленно, но верно, эти изменения проникают в его сердце, вызывая тот, неизбежный, процесс, который приведет к его гибели...
— Это, всего лишь, пари, — сказал когда-то Ставрос. — Разве я могу испытывать что-либо к такому Эльфу?!
«Этот сказочный Эльф, все-таки, использовал свою магию, — грустно подытожил он. —Диана стала важна для меня. Я привык к ней и теперь боюсь потерять, как когда-то Агапи. Это моя ошибка! Мне не следовало привозить ее домой. Я должен был все закончить еще там, на „Кассандре“, когда она узнала правду... Андреас был прав. Я потерялся в собственной лжи и потерял грань между реальностью и мечтой...»
— Ставрос, — тихий, едва слышный, шепот вывел его из состояния оцепенения и заставил повернуться. Диана смотрела на него затуманенными глазами, щурясь от яркого света, что был за его спиной. — Ты... здесь, — она произнесла это так, что нельзя было понять, спрашивает Диана или нет. Поэтому, он ничего не ответил и молча, кивнул. Но даже в своих самых прекрасных мечтах мужчина не мог себе представить, что будет дальше. Она улыбнулась. Так легко и просто, будто и не было ничего ужасного, словно она не лежала в больнице, вся в синяках и шрамах. Это была такая улыбка, в которой крылось намного больше счастья и радости, чем он встречал за всю свою жизнь. — Не уходи, — когда Ставрос сделал неловкое движение в сторону двери, чтобы позвать врача, она остановила его. Мужчина замер. Он был не в силах отказать ей. — Останься со мной, — от этих слов сердце его сделало кульбит и упало к ногам Дианы. Внутри все перевернулось. Он понял, что пути назад уже нет. Это случилось уже очень давно, в тот день, когда она, гоняясь за странным пуделем, залезла под столик, за которым они сидели. Это не Андреас выбрал Диану. Она сама выбрала его, Ставроса Кассианидеса...
