Любовь, которую я не могла больше никому доверить, но больше всего я боялась, что он узнает. Сейчас понимаю, что глупо, что решила заранее за другого человека, что он не просто никогда не ответит на мои чувства, но и отвернется от меня. Те редкие минуты наших встреч, разговоров — самое важное для меня. Я боялась этого лишиться. Знаешь, я даже иногда подглядывала за ним, следила, куда он ходит, с кем общается. Я жила им, дышала им. Наверное, кто-то назовет это помешательством, преследованием, чем-то совсем не здоровым, но такая у меня была первая любовь. Я никогда ни на что не претендовала, просто любила его и старалась знать, что с ним происходит. Он любил другую, сильно любил. Об этом все знали, и я, конечно. У меня никогда не было шанса, да я и не претендовала. Он — мой горизонт, до которого я никогда не пыталась дойти. Я просто хотела знать, что он счастлив, хотела дышать с ним одним воздухом, видеть его улыбку, пусть даже он улыбается не мне.
Ты сказал, что прошлое пусть останется в прошлом и ты не хочешь знать, кто это был. И я бы не сказала, наверное. Но это будет несправедливо к тебе.
Потому что все, что я писала в том дневнике, Марат, я писала про тебя. Я влюбилась в тебя в пятнадцать. И люблю тебя сейчас.
Глава 57
Марат
— Потому что все, что я писала в том дневнике, Марат, я писала про тебя. Я влюбилась в тебя в пятнадцать. И люблю тебя сейчас.
Она замолкает, опустив глаза на свои ладони, грустно вздыхает.
Звенящая тишина кричит громче всех голосов вселенной.
Люба. Моя маленькая Метелица. Храбрая девочка моя.
Моя девочка.
Любовь. Моя любовь.
«Марат, я писала про тебя. Я влюбилась в тебя в пятнадцать. И люблю тебя сейчас».
Слепой идиот! Кретин малолетний! Куда ты смотрел, придурок?! Куда угодно, но только не туда, куда надо.
Шесть лет, прыщавый недомерок. Ты про… потерял шесть лет! До боли сжимаю зубы, чтобы не застонать от бессилия.
Сам себе завидуй, придурок! Что она до сих пор рядом.
У нее теплые руки, нежную кожу хочется покрывать поцелуями.
— Люба.
Думал, что про себя сказал, но она вздрогнула, не оттолкнула, когда мои губы коснулись ее ладоней.
— Люба, Люба…
Шепчу как заведенный и замираю, когда чувствую, что ее рука гладит мои волосы.
— Я не знал, даже не догадывался. — Поднимаю, наконец, голову, чтобы увидеть ее глаза. Глаза, полные слез. — Не плачь, Люба, не плачь, родная моя девочка.
Собираю губами ее слезы, она не сопротивляется, позволяет целовать лицо. Она дрожит в моих руках, часто дышит, а я продолжаю ловить ее слезинки, катящиеся по зардевшейся щеке.
— Прости… — шепчет мне, — что так долго молчала. Это я не знала, как сказать. Я так боялась, что ты… что тебе всего этого не нужно. Что… ты искал веселую девчонку, с которой было бы легко и которая не грузила бы тебя своими чувствами. Мне и Оксана, и Инна говорили, чтобы я не тянула, что те, кто прочитал дневник, могут тебе все рассказать, но я не была готова. Я и сейчас, наверное, не очень готова…
Закрываю ее рот поцелуем. Резким, горячим, который хочет выжечь из нас обоих все эти потерянные друг без друга годы.
Меня любила. И до сих пор любит.
С трудом заставляю себя оторваться от нее. Она смотрит на меня, широко распахнув свои глаза, которые сейчас кажутся бездонными, и ждет.
Ждет тех слов, на которые только она и имеет право.
— Я злился, когда читал тот пост, слепой ревнивый идиот. Злился и завидовал тому пацану, который был рядом с тобой и не понимал, как ему повезло. Думал еще, что сам бы никогда не прошел мимо, что сейчас никуда тебя не отпущу. Но я не хотел знать, кому ты отдала свое сердце. Я боялся, что ты никогда не сможешь меня любить так, как того счастливого козла, Люба.
Из горла вырывается невеселый смешок.
— А оказалось, я и есть тот счастливый козел, который упустил свой шанс в школе.
Она улыбается, и ее глаза начинают светиться радостью. Смущенная улыбка, которую я хотел бы зацеловать до потери сознания, ее губы, чуть припухшие от моих ласк. Но главное — ее взгляд. Взгляд безгранично доверчивый, любящий, не требующий ничего взамен.
Я не достоин тебя, моя Метелица, но я никому и никогда не отдам тебя. Будь он в сотню раз лучше меня и больше подходящий тебе.
— У тебя есть второй шанс, — едва слышно и робко произносит. — У нас двоих есть шанс.
Внезапно утыкается лбом мне в плечо и тихонько вздыхает.
— Ты всегда была для меня особенной. С того самого дня, когда я прочитал твой конкурсный рассказ про любовь. Столько нежности, столько боли и любви одновременно. Я не раз вспоминал его уже после школы, особенно когда было совсем хреново. Меня никогда не любили так, по-настоящему — бескорыстно и так искренне. Не пропуская чувства через фотошоп «Инстаграма». Я никогда тебя не забывал, Люба. Потому что чувствовал, что не то сделал что-то, накосячил и лишил себя чего-то важного. А когда ты снова появилась в моей жизни… Я люблю тебя, Люба Метелица.
Она дернулась в моих руках, а я с жадностью впитывал в себя эмоции, которые быстро сменялись на ее лице. Недоверие, страх, удивление, принятие, радость. Любовь.
— Я люблю тебя, Люба. Пусть я понял это совсем недавно, осознал в полной мере, лишь когда перечитывал твои признания тому счастливому козлу, но я могу вернуть тебе, сказать тебе сейчас те же самые слова, которые ты писала мне в пятнадцать. «Ее голос звучит во мне как самая лучшая музыка на свете. Что бы ни случилось, я запомню этот голос навсегда!»
Она сама целует — мягко, но с каждой секундой все увереннее, беря инициативу, заставляя наши языки вступать в хитрую игру. Пью ее губы как самый сладкий нектар. Как наркотик — попробуешь раз и больше ничего не соображаешь.
— И я… всегда буду… только тебя. — Тяжело дышит, пытаясь прийти в себя. — Ты запомнил?..
Она так искренне удивляется, что я еле сдерживаюсь, чтобы не прижать ее к себе так, чтобы не дышать, не видеть, не знать, что есть что-то еще на свете. Другие люди, например.
— Конечно, я запомнил. Знать, что твоя девушка так сильно кого-то любила, а может, и до сих пор… — Затыкаюсь и лишь сильнее обнимаю ее, приподнимаю, чтобы усадить к себе на колени.
Идиот! Сегодня ты по тупости сделал Дудкина, придурок. Ты только ее мыслей коснулся, а она… все видела, все перед ней было.
Элька. Я совсем забыл о ней. И о том, как могло быть ей, Любе. Наверняка она знала. Конечно, знала. Зачем ей еще красть Любин дневник.
— Кретин!
— Что? — Люба выныривает из моих объятий.
— Ничего. — Целую ее глаза. — Я верну тебе твой дневник, обещаю. Элина за все ответит.
