— Марина, можешь идти.
Вышла из кабинета, ни капли не жалея, что не услышу больше их разговор. Кто-то, кажется, слишком ревнует и даже не пытается это скрыть.
Они уезжают из офиса вместе через полчаса, а я остаюсь разбирать задания от Лики. Не так уж и много. Иногда девчонки отвлекают на разговоры, но за час до окончания своего рабочего дня я успеваю сделать все, что нужно. А это значит…
Я не знаю, практически ничего не знаю о прошлом Максима, по крайней мере о его личной жизни. Уверена, что она у него всегда была бурной, но мне почему-то кажется, что никто и никогда не рисовал его столько, сколько я за эти несколько недель нашего знакомства. Чуть прикрываю глаза и снова вижу, как он смотрит на меня, как целует руки. Никогда не устану его рисовать, знаю теперь каждую черточку на лице, но снова и снова беру в руки карандаш…
Когда закрываю офис и выхожу на улицу, вижу припаркованную через дорогу его черную «бэху».
Наконец-то!
— Привет! — Стараюсь прочитать по лицу его эмоции. — Все в порядке? Ты узнал, что хотел?
— Да, но об этом после… — Чувствую его легкие поцелуи на своей шее. — Соскучилась?
— Очень, — признаюсь. — Весь вечер ждала, когда, наконец, можно будет закрыть офис. Кстати, знаешь, кто у нас сегодня был?
Заинтересованно приподнимает бровь и снова улыбается. Кажется, все хорошо будет, раз он так расслаблен.
— Ольга Васнецова, психолог, твоя приятельница. У нее двухдневная конференция какая-то будет, шеф сказал, я тоже буду задействована.
Макс больше не улыбается, а я понимаю, что не зря напряглась, когда ее увидела. Про то, что я его якобы по контракту сопровождаю, рассказывать не стала. Вообще, мне сейчас хочется разгладить хмурую морщинку на его лбу, покрыть лицо поцелуями, чтобы он снова смотрел на меня так, как сегодня в кофейне.
Хорошее настроение к нему возвращается, лишь когда мы поднимаемся в мансарду. Бросает пиджак на новый диван, который привезли совсем недавно, туда же летит галстук.
— День откровений, — в конце концов выдает Генварский. — Но, знаешь, я счастлив. Счастлив, что не ошибся. Что именно ты тогда пришла на презентацию книги.
— Ты обещал! Рассказывай. Мне тоже нужны откровения. И я их заслужила.
— Больше, чем кто бы то ни было, — соглашается Макс. — Твоя сестра явно была приманкой, на которую меня ловили. И ведь поймали!
Он радостно ухмыляется, словно мечтал об этом всю жизнь.
— Зачем тебя надо было ловить? И почему именно сейчас?
— У меня есть партнер, который хочет выдавить меня из бизнеса, — спокойно, даже буднично объясняет Максим. — Пока не может, но он всегда работает на перспективу. Уверен, твоя сестра должна была шпионить за мной, если бы я впустил ее в свою жизнь.
Стало не по себе от этих слов. Я просто не могу представить По рядом с Максимом. Да никого не могу представить, кроме себя.
— Шпионить? — тихо повторяю за ним.
— Прости, что говорю такое про твою сестру. — По тону не слышно, чтобы ему было жаль. — Но других вариантов нет. К тому же Алекс такое уже проворачивал с другими партнерами. Тот еще стервятник.
— Кто?
— Алекс Грин, — поясняет Генварский. — Слышала о нем?
— Никогда.
— Это ему теперь принадлежит квартира, где ты нашла деньги и досье на меня. Любопытно… — Ухмыляется. — Я бы на него посмотрел. Кстати, А. А. Краснов — это один из «шестерок» Грина, то-то мне показалась знакомой его фамилия. На днях, надеюсь, пообщаюсь со следователем, который ведет дело твоей сестры.
Максим поглаживает мою руку и добавляет:
— Все будет хорошо, Марина. Теперь все точно будет хорошо. Он прекрасно знал, что ты в квартире, просто решил не раскрывать себя раньше времени.
— А это сообщение? Последнее. Что значит «продолжай делать то, что делаешь»? Я понятия не имею, что я делаю…
— Делаешь меня счастливым.
Мир замер.
Глава 25
— Делаешь меня счастливым.
Мир замер, перестал существовать. Какие деньги? Какой Грин? Какой Краснов? Мне стало даже безразлично, что сначала на него Полина обратила внимание. Плевать, что она понравилась ему первой. Он со мной. И ему нужна именно я, а вовсе не Васнецова, от которой у меня по коже мурашки бегут, не Инна Лукьянова, которая не видит никого и ничего, кроме своего шефа. Ему не нужна По. Ему нужна именно я. Я — Марина Пешкова, девчонка, которая даже с первого раза в «художку» не поступила, которая крутится на двух работах и у которой опыта в отношениях, по сути, нет. Ничто по сравнению с тем, что есть сейчас. И никто не может даже рядом встать с Максимом. Таким умным, сильным и красивым.
«Ты делаешь меня счастливой».
Тянусь к нему и смущенно целую. Его губы манят, не отпускают, играют со мной в какую-то сумасшедшую игру, я ее не до конца понимаю, от нее кружится голова. Он давно отобрал у меня инициативу, я повинуюсь настойчивости взрослого опытного мужчины, сердце сладко замирает, когда я ощущаю, как его губы прокладывают дорожку из поцелуев…
— Иди ко мне.
Не дожидаясь моего ответа, усаживает к себе на колени и прижимает к груди.
— Мне было лет семь или восемь, не помню точно. Но я запомнил навсегда ту весну и запах цветущей сирени, тогда я упросил родителей отдать меня в футбольную секцию, грезил спортом, школу пытался прогуливать, ну и драться.
Кивает на правую руку, вижу тонкую белую полоску у среднего пальца. Надо же, а раньше не замечала.
Он впервые вот так рассказывает мне о своем детстве, и я вся превращаюсь в слух. Даже чуть прикрываю глаза, чтобы лучше представить, как все было, когда я даже не родилась на свет.
— Родители были не в восторге, но лучше так, чем шататься по городу, пока они работают. Я был сам предоставлен себе и очень этим пользовался.
— Помню, что поэтому родители тебя отселили сюда, так?
— Верно. — Нежно гладит меня по спине, а я готова замурлыкать от удовольствия. Сейчас, когда все, наконец, разъяснилось и напряжение ушло, я просто таю в его руках. — Но это было потом.
— Ты долго занимался футболом?
— Полгода, пока ногу не сломал. — Он ненадолго замолчал. Вижу по глазам, что до сих пор переживает. — Дома на стенку лез, смириться не мог, рвался обратно... Отец тоже архитектурный заканчивал, у него столько чертежей старых валялось. Помню, как кто-то из друзей школьных притащил комиксы, просто так, подарок типа. И я от нечего делать стал их перерисовывать.
— На старые чертежи?
— Пару раз попадались новые, — он усмехнулся. — Мне никогда не нравилось, чем занимался отец. Детская ревность, наверное. Он приходил вечером домой с работы, ужинал и садился за свой стол. Снова работать. И так каждый день. Не думал, что сам стану архитектором, что это и есть мое призвание.
