— Вообще-то, наша компания — это его компания, Архитектурное бюро Андрея Навроцкого было у всех на слуху лет двадцать назад. Он завещал свой бизнес Максу. Поэтому Генварский и вернулся на родину три года назад. Ты не знала?
— Откуда?
Вопросов меньше не становится, но все они не к Денису, они к Максиму, с которым, как я мечтала, должна улететь в Сочи.
Или почти все.
— Почему ты сказал, что у Инны будут проблемы?
— Потому что ты, видимо, совсем не знаешь Макса. Это с тобой он влюбленный романтик, ты не знаешь, какой он босс. И лучше тебе не знать. И я бы на твоем месте рассказал ему про Васнецову.
— Зачем?
— Чтобы не лезла больше. Поверь, Генварский сможет поставить крест на ее карьере.
— Да пусть живет как хочет. Никогда не понимала смысла мести. Только душу себе отравлять.
— Неужели? — Он как-то странно посмотрел на меня, явно не веря словам.
— В детстве дважды перечитала «Графа Монте-Кристо». Мне этого хватило. Я просто живу, Денис. Как умею.
— Сама решай. И что с этим делать — тоже. — Дугин протянул мне папку.
Глава 30
— Марина! — Оборачиваюсь на знакомый голос и вежливо улыбаюсь. Львов точно не виноват в том, что я чувствую себя раздавленной. — Марина, привет!
— Здравствуйте, Юрий. Как Полина?
— А вы не знаете? — Он удивленно поправил очки на переносице, на мгновение задумался, видимо, решал что-то, а потом выдал: — Так папа вашей сестры был у нас с утра, он приехал наконец.
— Владимир Петрович? — Судорожно вылавливаю мобильный из сумки. Может, звонок пропустила или сообщение? Немудрено, если так. — И… А что сказал? Он долго был? Н-нет, мне не звонил.
Львов сочувственно улыбается и осторожно кладет руку на мое плечо.
— Сложный человек, — наконец проговорил он. — Жесткий, но, знаете, я убедил его чаще справляться о здоровье дочери, объяснил ему, что слишком много свалилось на вас, что только вы и приходите к сестре. Он меня услышал.
— Правда? — В моем голосе прозвучало больше недоверия, чем я хотела показать.
— Совершенно точно. Место Полины в отдельной палате будет сохранено, Владимир Петрович все оплатил.
Ясно. Значит, так и останутся нераспакованными лежать эти два миллиона. Значит, пусть ждут, когда По выздоровеет. Пусть сама с ними разбирается и мне на много-много вопросов ответит. Может, и не только мне.
— Марина, вы молчите. Что-то случилось? — Львов наклонился чуть ниже, я даже смогла рассмотреть радужку глаз через толстые линзы его очков. — Вас обидели?
Отвожу взгляд и молчу.
— Марина, если это связано с вашим молодым человеком… вы правда встречаетесь? Это из-за него, верно?
В его голосе столько жалости, что я вот-вот разревусь. И так еле держусь, чтобы не сорваться, жалость сейчас точно не нужна.
— Я к сестре пойду, посижу с ней немного.
— Марина! — Слышу уже вслед. — Вы всегда можете ко мне обратиться. Я буду ждать.
По стабильна, медикаментозный сон идет на пользу ее состоянию. Это мне старшая медсестра сказала, когда в палату заходила. Лучшая новость за сегодня. Она же единственная.
Мобильный молчит, от Максима никаких сообщений. Из училища тоже — может, я много о себе думаю, а они вообще не заметили, что я на час раньше ушла. Да это и не важно, ничего уже не важно, кроме папки с рисунками, которая выглядывает из сумки.
Отдать их Максиму? Выбросить и постараться забыть? Сделать вид, что ничего не знаю? Отключить телефон, пусть один летит в Сочи?
Чего он вообще от меня хочет? Вернуть то, что было у него много-много лет назад с другой девушкой?
С ума сойду от этих вопросов. Могла бы — сейчас же стерла бы все мысли в голове. А еще лучше заснуть, потом проснуться и осознать, что все это просто сон. И никакой Ксении, никакой папки. Что я ему нужна, просто я!
Еле справилась с желанием позвонить Мих Миху и сказать, что я не приду отрабатывать второй день, хочет — пусть увольняет. Но все же заставила себя сдержаться. Дело не в деньгах, то есть не только в них. Если я не приду, Васнецова решит, что она победила, что легко убрала меня с дороги.
Перебьется! Я, конечно, не По, перегрызать людям глотки с невозмутимым видом не умею, но пока сама все не пойму — не уйду. Сама мысль расстаться с Максимом кажется чудовищной. Иду по улице, тренирую улыбку, которой меня Марго с Алей учили. Даже не думала, что она так часто может пригодиться.
Не представляю, как я там отработаю, а главное — потом что? Что потом?
Щурюсь на солнце, в сотый раз обещаю себе купить новые солнцезащитные очки, старые сломались еще прошлой осенью.
Очки — они ведь не только от солнца, в них так удобно прятаться от чужих взглядов, и никто не увидит, как тебе плохо. Можно просто идти и улыбаться, глотая слезы, и никто не заметит.
Я сбиваюсь с быстрого шага всего за несколько метров от входа в здание. Остановилась бы раньше, если бы не солнце и не мысли о «потом».
Глупо.
Потому что «потом» уже точно не будет. Есть только «сейчас».
Он смотрит прямо, не улыбается, как обычно, от этого черты его лица кажутся резче обычного. В зеленых глазах горит непоколебимая решимость.
Знает. Все знает.
Не могу сдвинуться с места, словно между нами не десяток метров ровного асфальта, а зияющая пропасть, и стоит мне сделать маленький шаг вперед, как я рухну вниз. И все закончится. Навсегда.
Максим сам идет ко мне, неторопливо, словно обдумывает каждое свое движение. Высокий и очень красивый. Сильный и уверенный в себе. Умный и безгранично талантливый. Идеал мужчины.
Мой?
Останавливается всего в нескольких сантиметрах от меня, не подходит ближе, не обнимает меня, как раньше. Я не чувствую на своих губах его поцелуя.
— Это твое! — Протягиваю папку с рисунками, которую он сразу же берет в руку, но не открывает. Он знает, что там.
— Я хочу сделать то, что нужно было давно сделать. Что бы ты уже не решила для себя, я не уйду, пока мы не поговорим.
Сердце бьется как сумасшедшее, его грохот отдается в горле, в голове, я с трудом соображаю, скорее чувствую, что точно могу сделать шаг вперед. Пропасти нет, я не упаду.
— Марина… — Склоняет голову надо мной, заставляя взглянуть прямо в глаза. — Скажи мне.
— Я… мне надо идти, Максим. Ты же знаешь…
Сказала, а сама стою и дышу им.
— Ольга и твой шеф прекрасно без тебя обойдутся. Я — нет.
Я не знаю, как это выдержу. Да, я решила все выяснить, узнать, понять, наконец, кто я для него. Но вот сижу сейчас напротив, забив на работу, и понимаю, что не готова. Не готова узнать правду. Дугин прав — я сумасшедшая, если ревную к женщине, которая умерла много лет назад.
