Моя серая лошадка нетерпеливо перебирала копытами по деревянной мостовой. Бывший атаман прав — пора на что-то решаться. Маленький привратный пятачок так запружен гостями столицы, что еще чуть-чуть — и станет не протолкнуться.
— Поезжай, Ванечка, вперед, — сказала я. — Будешь нам с бароном дорогу показывать.
Дурачок уверенно направил коня в переплетение городских улиц. Зигфрид, вспомнивший о своем решении лишний раз рта не раскрывать, послушно двинул следом.
Заведение, куда нас привел ушлый атаман, располагалось аккурат возле торговых рядов. Хозяин, узрев моих разбойничков, принял нас с распростертыми объятиями. Лошадей пристроили на конюшню, наш немногочисленный скарб затащил в гостевую комнату грязноватый гостиничный мальчишка, а две молоденькие прислужницы быстро собрали на стол. Народу в заведении хватало — в основном торговый люд, заскочивший перекусить с трудов праведных. Мы расположились за угловым столом и набросились на еду. Служивые в дороге не жадничали — кормили от пуза, но водянистый кулеш и солонина мне за эти дни надоели хуже горькой редьки. А тут — пирожки, ватрушечки, расстегайчики, да свежий зернистый творожок, да цельная кружища желтоватой студеной ряженки. Мм… Вкуснотища!
— Откуда такие полезные знакомства? — поинтересовалась я у Колобка, вытирая кислые молочные усы. — С хозяином небось на темной дорожке встречались?
— Ну скажешь тоже! Родственники мы с Антипом. — Колоб, сидя на уголке стола, хлебал по-кошачьи из блюдца. — Он моего дедушки двоюродного свояка племянник.
— Это как? — удивленно открыл рот студент.
Я на мгновение задумалась:
— Это значит, что Колобков родитель и дядя нашего хозяина были женаты на двоюродных сестрах.
— Да уж, не седьмая вода на киселе, — уважительно хмыкнул Зигфрид.
Я расхохоталась. Колобок строго глянул на студента, потом не выдержал и тоже дробно захихикал.
— Люди добрые, не пора ли совет держать, — вернул нас к действительности Ванечка. — А ты, тетенька, рукавом-то не обтирайся, негоже. — Дурачок достал из рукава тонкий шелковый лоскут. — На вот, платочком подотри.
Чистюля наш! А Зигфрид еще выступает под настроение про дремучесть рутенских мужиков! Вот у кого из швабских бауэров сыщется такая расшитая петухами тряпица — нос подтереть? То-то же…
— Предлагаю следующее. — Студент сложил руки шалашиком. — Иван с Колобом остаются здесь — к полудню от Елисея посыльный придет лошадей забрать, а мы с Лутоней — на разведку.
На том и порешили. Барон обстоятельно разузнал дорогу до посольского приказа у полового, одарив того мелкой монеткой, и наша компания разделилась.
Разноголосый гомон накрыл с головой, как только мы углубились в торговые ряды.
— Пирожки, кому пирожки! С пылу с жару!
Пронзительные крики зазывал, причитания нищих, мычание, блеяние, гогот.
— А вот кому ткани тонкие заморские? Налетай, торопись!
А народу-то сколько! Я столько людей сразу и не видела никогда. Пробираться сквозь рыночную толпу — то еще удовольствие. То пихнут локтем, то на ногу наступят тяжелым кованым сапогом. Никто не обращал внимания на рыжего сорванца, в личине которого я все еще пребывала. Зигфрида оттеснили от меня. Вот уже какая-то ромская бабища, позвякивая монистами, пытается нагадать растерявшемуся барону про удачи в делах сердечных да скорую встречу в казенном доме. Вот выберусь, надеру мальчишке-половому уши. Это ж надо, такой удобный путь указать! Чьи-то жадные руки скользнули по бедру, отодвигая полу зимнего кафтана. Ёжкин кот!
— Держи вора! — изо всех сил заорала я, устремляясь в погоню.
Стольноградский люд на помощь мне приходить не спешил. Подумаешь, украли чего-то. Да у них небось по полета раз на дню такие представления разыгрываются. Лиходей припустил, ловко протиснувшись в щель меж двух лотошников, я следом. Хорошо еще, денежка у меня под одежей запрятана, а воришка только дорожную фляжку снять и успел. Все равно обидно — вещица богатая, с чернеными серебряными накладками, и сидр в ней опять же. Да и как я без яблочного напитка теперь? Нет уж, врешь — не уйдешь!
С рыночной площади босяк юркнул в проулок. Я оглянулась на бегу, поискав глазами студента. Не видать, скрыт мой попутчик за чужими спинами.
Улочка была узкой, грязноватой и пустынной. Дома, плотно прижатые друг к другу тесаными боками, как-то сразу отсекли и людское многоголосье, и яркий свет зимнего солнышка. Воришка отыгрывал у меня уже с дюжину саженей. Эдак скоро счет на версты пойдет. Я поднажала. Дыхание вырывалось изо рта колючими клубками, в правом боку закололо, будто там ежи решили свадьбу справить. Босяк завернул на соседнюю улицу. Я следом. И кубарем покатилась под копытами огромного жеребца.
Огонь! Лед и огонь вокруг. Серебряное сверкание подков и грохот, от которого, кажется, вот-вот разорвутся уши. Я зажмурилась, свернулась в клубок, стараясь занять как можно меньше места. Морок сползал с меня, как луковичная шелуха, слой за слоем опадая под копыта беснующейся лошади.
— Михай, осади!
— Ведьма! Люди добрые, ведьма. Только что мальчишкой была…
— А кому пирожки?! С вязигой, с капустой, с мясом да ежевикой!
— Ты уж, мил-человек, с ведьмой-то построже, а то не ровен час…
— Пиво! Горячее пиво! Веселит живот да дух греет, кто не выпьет — заболеет!
— Гляди, как коня-то корежит! Истину глаголю — у всех ведьм глаз дурной.
— А у Машки Медяной ноне свинья опоросилась, да все щенками… Не иначе — сглазили.
— Ой, да твоя Машка соврет — недорого возьмет.
— А потому надо в Трехликом храме поклоны бить, чтобы всякая зараза Рутенское княжество оставила.
Влажное прикосновение к щеке. Я приоткрыла глаза. Мохнатая лошадиная морда укоризненно посапывала мне в лицо.
— Михай, что там с ней? — Говоривший, казалось, выцеживал слова сквозь зубы, с высокомерной ленцой.
— Да вроде жива, господарь.
В круге зрения появилась другая морда — человечья. Широко распахнутые голубые глаза смотрели сочувственно и с интересом.
— Я тебя часом не пришиб, попрыгунья? Вставай. — Протянулась короткопалая рука, затянутая до локтя в кожаный наруч.
Да уж, кому пирожки да пышки, а кому синяки да шишки.
— А я думала, это лошадь была, — поднялась я, потирая ушибленную спину. — А то ты на меня налетел.
— Ха, язва! Ты сама под копыта кинулась!
Невысокий ладный молодец упер руки в бока и даже ногой притопнул в гневе. На кожаном нагруднике раскинул крылья гербовый дракон. Дружинник, да еще в парадном облачении. Это у какого князя зверушки такие любопытные на гербе рисуются?
— Да я за карманником бежала! А тут ты со своей лошадью. Из-за тебя теперь свое не верну!
