На земляной пол упал небольшой пергаментный сверток, источающий до боли знакомый Джозефу аромат. Пленник моментально схватил добычу, срывая обертку зубами. Пыль просыпалась на пол, но Джозеф лихорадочно собирал ее пальцами, немедленно втирая себе в десны такую сладостную отраву.
Князь наблюдал за этим небольшим представлением с брезгливостью.
— Вас переведут в камеру к вашей подруге. Кстати, чья это была идея: растрезвонить на всех углах о чистоте и невинности предсказательницы? Ваша или ее?
Возбуждение, овладевшее Джозефом сразу после применения «лекарства», заставило его вскочить на ноги.
— Мэтра Альмютели, — хихикнул пленник. — Он считал, что астромифологические предсказания даются только чистым телом и духом.
— Интересная теория, — задумчиво проговорил князь. — Я не встречал ее в трудах вашего достопочтенного учителя. Какая досада, Джозеф, что вы его отравили. Я бы с большим удовольствием имел дело с ним, чем с двумя недоучками.
— Но он… сам… подозрительное вино…
— Бросьте оправдываться. — Валах направился к выходу. — Меня сейчас абсолютно не волнует, как и почему. Исполняйте задание. И побыстрее, больше порошка вы не получите до самого финала. Адью.
— Я сожалею, что мы использовали для ритуала вашу малышку, — зачем-то сказал Джозеф в удаляющуюся спину князя.
Дракон резко обернулся.
— Не стоит так сокрушаться, месье. Моя девочка не даст себя в обиду, — прошипел господарь. — Пожалейте лучше себя, кавалер Буланже…
И узник опять остался в одиночестве. И пока невыносимо медленно текли минуты ожидания, он размышлял над тем, как странно его тюремщик выделил интонацией слово «моя».
Больше всего мне в эту минуту хотелось пожевать чего-нибудь. Ну бывает со мной: когда мандражировать начинаю. Поэтому, оторвав зеленющий травяной стебель, я захрустела добычей. Рот наполнился горечью, вязкий сок перебил послевкусие колдовского взвара.
— И много у тебя, бабушка, сыновей? — спросила я, отплевываясь.
— Тебе хватит, — усмехнулась старуха. — Двое.
— И чего ж, оба свататься будут?
— Такой у нас обычай.
И все. И закрыт вопросец-то. Кто я такая, чтоб на чужие традиции бочку катить?
— Мне как-то совсем не до замужества. Учиться хочу, да и дел у меня в нашем мире просто уйма…
Вишь, удумали — за живого человека долю выбирать! Не позволю!
— Десять лет можешь этим не маяться, — отрезала Мейера. — До того времени проход закрыт.
— Это получается… Столько воды утечет, пока ты меня на волю отпустишь?
Глаза сами собой стали наполняться слезами.
— Не плачь, милая, — успокоила меня колдунья. — Время-то в наших мирах по-разному бежит. У вас только годок и пройдет всего. А ты тем временем внучат мне нарожаешь. Может, и сама потом уходить не захочешь.
Внучат?! Я заревела пуще прежнего.
— Всегда так было, — продолжала старуха. И каждое ее слово будто гвоздем заколачивало для меня дверь в мир, который я покинула. — Спокон веку люди отдавали своих дев для наших воинов. Самых лучших, самых чистых, самых невинных. Ибо только такая дева достойна вынашивать потомство индриково.
— А своих баб у вас нет? — всхлипнула я, неожиданно заинтересовавшись.
Белесые старушечьи глаза виновато забегали.
— Я тебе погодя все обскажу…
— Ну уж нет, — вскочила я и уперла руки в бока. — Надоели проволочки да недомолвки. Я вам не дитя неразумное, чтоб в неведении оставаться!
— Тпру, шальная, погодь, — фыркнула Мейера. — Никто тебя втемную использовать не собирается, по крайней мере, я точно не буду…
— Ты проверила, у твоей кобылки при себе серебра нет? — донесся из-за избушки напевный голос.
И на поляну, перебирая золочеными копытами, ступил индрик. Локтей пяти в холке, не меньше. С угольно-черной шкурой и самой длинной гривой, которую я могла бы себе представить.
Мейера пожала плечами.
— Как тебя зовут, дитя? — обратился зверь ко мне, приблизив лобастую голову.
Губы индрика не шевелились.
— Лутоня, — неглубоко поклонилась я в лучших деревенских традициях, не отводя взгляда от длинного витого рога, украшавшего лоб волшебного существа.
— Можешь звать меня Сикис, на нашем языке это означает — друг. Мы же с тобой подружимся, правда, милая? — Индрик игриво тряхнул челкой.
— Всенепременно, — согласилась я, отшатываясь.
Ёжкин кот! Костяное острие просвистело у моей щеки. Интересно, они все такие шебутные или только мой новый знакомец? Я обернулась к хозяйке. Мейера стояла неподвижно. По лицу ее ничего невозможно было прочесть. Но я видела, что старуха до хруста сжала кулаки. Сикис принюхивался, шевеля ноздрями, затем всхрапнул, резко выдохнув через нос.
— У тебя есть серебро, Лутоня?
— Нет, — развела я руками.
— Почему же… — Индрик поглядел на мудрейшую, будто ожидая подсказки.
— Ее только на рассвете заклали, — с долей высокомерия поясняла Мейера. — Жертвенным ножом. Мне ли тебе говорить, чем их усиливают?
— Ты хочешь сказать, — так же спесиво уточнил индрик, — что в крови этой девы остались частички серебра?
— Именно это я имела в виду, мой господин. — Белая голова склонилась в поклоне.
Господин? Я думала, лесная колдунья у них за главную…
— И поэтому ты не повела ее ко мне сразу же, как получила, а решила приютить в своей колдовской избушке? — глумливо вопрошал вороной жеребец. — Или, может, решила приберечь для своих сыновей?
Сикис подошел к чурбачку, поворошил мордой мою одежду. Мейера безмолвствовала.
— А чего во мне такого особенного? — решила я оживить разговор.
Мои собеседники посмотрели на меня, как на тяжелобольную.
— Ты же природная ведьма? — Старушечьи белесые брови вопросительно изогнулись.
— А то, — не спорила я. — Только не очень сильная.
— Скромность деву украшает, — изрек индрик, всхрапнув. — А стихию ты в себе чувствуешь?
— Какую такую стихию? — решила я чуток схитрить.
— Неважно, — отрезала Мейера, зыркнув на своего господина с предостережением. — А важно, что твоя ведьмина кровь достойна течь в жилах сынов индриковых.
— А если девочка получится? — играла я в дурочку. — Тоже достойна?
Сикис ржал уже в полный голос:
— Пусть у тебя сначала хоть кто-то получится, а там про достоинства и поговорим.
— Бабушка, — никак не отставала я, — а что, вы по запаху можете эти… добродетели определять?
