— Заклинания вызова для чего вообще составляют?! Языком потрепать?! Блюдечко — непростое, яблочко — наливное! Где? Мой? Сидр?! — проорала Иравари, как дикая кошка по весне.
Хороший вопрос. А ответ на него только один — в тощем животе студента Квадрилиума плещется. Поди достань! Демоница, конечно, в своем праве. Немногого и просит. Поговаривают, что другие обитатели тонкого мира требуют менее безобидных жидкостей. Представив себя за сцеживанием плошки крови для каждого вызова, я аж передернулась от отвращения.
— Ну тихо, тихо… — примирительно забормотала я. — Ну не смогла… Так ведь исправлюсь. Хочешь, новое имя придумаю?
Иравари еще чуток поломалась для порядка:
— Не знаю, не знаю… Такое неуважение, такое попрание основ… А можешь?
Я на мгновение задумалась, подняв глаза к потолку:
— Мм… Лезу в узел.
Демоница задумчиво проговаривала про себя мое словотворение, тонкие губы сосредоточенно шевелились:
— Лезу в узел, лезувузел… Великолепно! Извинения приняты. А еще одно можешь?
Я усмехнулась:
— В следующий раз. Жадничать нехорошо.
Когда-то, в самом начале нашего знакомства, Иравари обмолвилась, что в их мире очень трудно придумываются имена. Мало того что демоны к созиданию по природе своей не приспособлены, так еще и важно, чтоб слово, которым называют новорожденного, читалось одинаково в обоих направлениях, было перевертышем. Именно это дает жителям тонкого мира свободу, полноту жизни, позволяет путешествовать среди отражений. Я тот разговор запомнила намертво. Время от времени забавляясь придумыванием «зеркальных слов», я радовала свою знакомицу новыми именами.
Иравари одним долгим глотком допила воду и отбросила бокал:
— Ну давай, излагай, зачем вызвала. Как обычно: три вопроса — три ответа. Только помни, мне нужны точные формулировки.
Я подобралась:
— Вопрос первый: как отменить действие волшебного гребня, заставляющего забывать?
Демоница поправила пальчиками с огромными когтями выбившуюся прядку и на мгновение задумалась:
— Гребень… память… А! Знаю эту побрякушку. В полнолуние в месте силы искупаться в росе и остричь волосы.
— Мне? — растерялась я.
— Водные процедуры — тебе, новая прическа — объекту! А чтоб ты так же бестолково не профукала третий вопрос, уточняю — под ноль, то есть налысо.
Ёжкин кот! Опять попалась на ее недомолвки! Ну ничего — еще один вопрос в запасе имеется. Хотя… Чего спрашивать? И так все понятно… До полнолуния — седмица, не меньше. Моя задача — за бабулей это время присматривать, чтоб не шибко куролесила. А там уж управлюсь — в месте силы — это что ежик чхнул. Я хотела попрощаться, но Иравари заупрямилась:
— Порядок быть должен — сказано три вопроса, значит, надо три…
Я задумалась. Демоница попыталась прийти на помощь.
— Ну хочешь я тебе самых красивых в вашем мире царевичей-королевичей покажу? Сейчас как раз лузитанский принц Жуан-Мануэль ванну после тренировки принимает. — Иравари мечтательно закатила глаза. — Мм, это, доложу тебе, зрелище.
— Не интересуюсь, — насупилась я.
Собеседница удивленно изогнула брови:
— На девушек заглядываешься? — и гнусненько так хихикнула.
Причину ее веселья я не поняла, зато придумала вопрос.
— А расскажи-ка мне, зачем в наше захолустье элорийский студент пожаловал? Имя — Зигфрид фон Кляйнерманн, если не врет — то барон.
— Минуточку… — Демоница сосредоточенно смотрела куда-то сквозь меня. — Библиотека, список студентов… Тебе официальную версию или всю подноготную найти? А то тут дело мутное какое-то.
Я заинтересовалась:
— Всю, конечно всю.
— Студент четвертого курса факультета огня, направлен в Рутению для прохождения фольклорной практики сроком на один год…
— Не вижу подвоха.
— Лутоня, ты темная, как… вода в проруби. Огневики выпускают лучших в мире боевых магов, и твой дружок там не последняя спица в колесе. Местное народное творчество в его будущей работе нужно как зайцу зонтик… Нет, в доступе отказано! Пароль…
— Пятая нога.
— Не подходит… Какие еще ноги?
— Правильно говорить — «как зайцу пятая нога».
— А… Ну эти подробности ты своему фольклорно озабоченному приятелю рассказывать будешь. — Иравари была явно расстроена. — Не получается у меня. Времени надо побольше.
А времени-то и не было. С улицы доносилась печальная песня, долженствующая поведать слушателям о тяжкой подневольной жизни исполнителя, о злых людях, заставляющих его, исполнителя, недоедать, недопивать и недосыпать — это возвращалась бабушка. Караул! Наскоро ткнув в блюдце пальцем и прошептав отпускающее слово, я спрятала артефакт на место.
Бабушка была скорбна ликом, но на удивление покладиста. Я держалась напряженно, ожидая в любой момент каверзы, но пока все шло неплохо. Мы в четыре руки принялись за уборку. Расставили по местам нехитрую мебель, перемыли уцелевшую посуду, вымели из избы сор. Занавески Яга простирнула прямо в сенях в корытце. День клонился к вечеру. Скоро на Мохнатовку опустится ночь. А после третьей звезды есть у меня дело тайное, отлагательств не терпящее.
Я растопила печь, пошарив в сенях, нашла небольшой шмат солонины и вилок капусты. Дальше просто — шинкуется это все и в чугунке томится. Для вкуса еще — горсточку соли и пару листиков дерева заморского, лавром обзываемого. Скоро по горнице поплыл густой дух тушенины. Мм… Аж слюнки текут!
Степенно с бабулей повечеряли, запивая еду крепким мятным взваром. (Все знают, что мята — трава сонная. А мне очень надо, чтоб родственница под ногами не мешалась.) Перед самым отходом ко сну, уже закутанная в одеяло и кемарящая на печи, Яга вдруг попросила:
— А расскажи мне, тетенька, сказку.
Отчего ж не поведать. Мне в свое время бабушка сказок порассказала — хоть пруд пруди. Теперь, вишь, мой черед пришел.
— Во лесу дремучем, под кустом колючим, — начала я напевно, — жила-была…
— Баба-яга — костяная нога! — донеслось с печки.
— Ну пусть Яга, — не спорила я. — Только тогда нога была у нее не костяная, а самая что ни на есть человеческая. Как-то гуляла она по лесу, грибы-ягоды собирала, травки тайные для волшбы, да только угодила ногою в медвежий капкан…
Варвара взвыла от боли, когда острые железные зубья сомкнулись на ее щиколотке. Опытная знахарка, она сразу поняла, что перебито сухожилие, и будет чудом, если ногу удастся спасти. Кожаное сапожное голенище немного смягчило удар, поэтому женщина надеялась, что кость не раздроблена. Она не металась, не пыталась руками разомкнуть мощные «клешни». Такие самоловы ставят обычно на крупного зверя и «глушилкой» не брезгуют. Цепочка, тянущаяся от приспособления, где-то закреплена к подвешенному бревну. Сдвинешь капкан с места — припечатает так, что мокрого места не останется. Хотя, может, это и наилучший выход — лучше сразу, чем медленно погибать от жажды и потери крови…
