Эх, сейчас бы домой, и спать, спать, прижимаясь к любимой, к ее теплому плечу, ощущая ее грудь и живот, острые коленки и позвонки, дышать ей в шею, вдыхать запах ее волос. Спать, спать под мерные капли дождя долго-долго, часов до двенадцати, а потом вместе завтракать, тоже долго и тщательно, по-выходному, с большой яичницей, поджаренным хлебом, вареньем и повторным кофе. И запахи будут расползаться по кухне и коридору, заползая в комнату, а после сытного завтрака снова захочется спать, потому что осень и дождь, и нет ничего лучше, чем, обнявшись, снова уснуть.
Он долго крутился по городку и не переставал удивляться – да уж, не от хорошей жизни она сюда забралась. Какой там, к чертям, воздух, какая природа?
Старый, серый от дождя четырехэтажный дом обнаружился на самой окраине городка. Напротив развороченная, давно не убираемая помойка. Сломанный велосипед, ржавая ванна, корки, огрызки, мокрая бумага.
Но природа была, мужик не соврал. Позади дома стоял реденький осенний лесок, мокрый и жалкий. Да уж.
Вздохнув, Котов зашел в нужный подъезд. Здесь то же, что на Преображенке: запах щей, помойки, мочи. Те же исписанные стены, полные окурков консервные банки на подоконниках. Та же щербатая лестница. «Короче, шило на мыло, – подумал расстроенный Котов. – Сбрендила Лилька. Или так остро нуждалась в деньгах?»
Нужная квартира обнаружилась на втором этаже. Коричневая дверь-близнец преображенской, только звонок цел, не расплавлен.
Потоптавшись пару минут, Котов позвонил.
Зашмыгали тапочки, послышалось старческое ворчанье:
– Кого еще принесло?
Дверь открылась, и на пороге возникла крупная тетка с бигуди и в линялом халате.
Смотрела она сурово.
Котов засуетился:
– Простите, я к Лилии Котовой, старый знакомый, точнее, бывший муж. Ну вы, наверное, в курсе, да и что мне скрывать? В общем, могу я… пройти?
Юлил, улыбался, заискивал. А тетка все больше и больше хмурилась, смотрела сурово, безжалостно буря его бесцветными глазками в бесцветных ресницах. Буравила и молчала. Долго молчала. Выдохшийся Котов тоже замолчал. Повисла тяжелая пауза. «Неужели мимо?», – подумал он.
Тетка со вздохом прервала молчание.
– А нету Лильки, – просто и буднично сказала она. – Нету. Померла. Полгода как померла. Под машину попала. Торопилась шибко, из магазина бежала.
Ошарашенный, Котов молчал.
– Слышь, что ль? – уточнила соседка и повторила: – Ага, померла. Похоронили здесь, на нашем, Новодеревенском. А ты чего объявился? Надо чего?
Котов покачал головой.
– Нет. Уже нет. Спасибо. – И, медленно повернувшись, стал спускаться по лестнице.
В голове билось стыдное, мерзкое: «Ну вот и снята проблемка. Нет ее, проблемки – тю-тю! Теперь ни бумаг не надо, не заявления. А самое главное – разговоров. Короткая справочка из загса – и все, он свободен».
– Слышь, бывший! – окликнула его тетка. – Куда бежишь? Может, на кладбище тебя проводить?
Котов остановился. Замер, раздумывая.
«А ведь она права, эта тетка. Вряд ли я когда-нибудь сюда попаду. А так… Как говорится, с оказией. Попрощаюсь с Лилькой по-человечески. Господи, бедная, бедная Ли! Что же ты сделала со своей жизнью? Эх, Лилька, Лилька!»
– Правда? Проводите? Большое спасибо! Я подожду вас на улице.
– Подожди, – усмехнулась она. – Я недолго.
Котов курил у подъезда – одна, вторая. Третья. Дождь учащался. «Надо бы автомат или почту найти, позвонить своим, – подумал он. – Сколько я еще здесь пробуду и вообще, где это кладбище?»
Хлопнула дверь подъезда, вышла его новая знакомая. Переваливаясь, как утка, она направилась к Котову – резиновые сапоги, тяжелое драповое пальто, на голове берет, в руках старый застиранный пакет. Тетка и тетка, каких миллионы.
Неожиданная попутчица.
– Здесь близко, – кивнула она. – Минут двадцать, не больше, погост сразу за лесом. – И показала подбородком на чахлую рощицу. – У нас тут все близко.
Шли молча. Вернее, молчали, но тетка громко кряхтела и охала, и Котов понял, что идти ей непросто.
– Катерина Ивановна я, – вдруг представилась она, – можно тетя Катя.
– Сергей, – коротко бросил он. – Сергей Котов. Послушайте, – он почувствовал, как дрожит его голос, – вы случайно не в курсе, зачем Лиля уехала из Москвы? Просто странно все это. – Котов почему-то смутился.
– А что ж тут странного? – удивилась соседка. – Ты что, милый, с Луны? А деньги? Она ж в последнее время не работала. А ты «зачем»?
Словно извиняясь за глупый вопрос, Котов осторожно взял соседку за локоть.
– Скользко, – смущенно объяснил он.
Тетя Катя молчала.
Еще одна странность – Ли не работала. И почему?
Небольшое кладбище и вправду оказалось сразу за рощей.
Поскальзываясь, шли по размокшей рыжей глине, которая тут же налипла на котовские югославские модные ботинки и тети-Катины сапоги.
Ни на скромные памятники, ни на покосившиеся мокрые кресты Котов не смотрел.
– Вот она, сердешная! – всхлипнула тетка. – Слева, гляди!
Котов поглядел – табличка на палке, размытая надпись: «Котова Лилия Владимировна, дата рождения, дата смерти».
«Цветы! – вспомнил Котов. – Цветы не купили! Хотя где их тут взять – не Москва. Ладно, Лилька. Прости, – сказал он про себя, глядя на сиротливую покосившуюся табличку. – Прости, Ли. За все прости».
Охая и ахая, тетя Катя хлопотала, пытаясь собрать бурые листья и упавшие ветки, и не переставала бурчать:
– Чё толку прибираться по осени? Все до весны. Весной тут налажу. Приберусь, насажу календул, примул. Мож, и кустик какой, рябинку или черемуху. Выкопаю у дома и посажу.
– Спасибо вам, Катерина Ивановна! – отозвался Котов. – Сердечный вы человек.
Соседка махнула рукой.
«Ладно, Ли. Прощай. Спи спокойно, земля тебе пухом», – попрощался он мысленно.
На обратной дороге тетя Катя бурчала про отопление и холодные батареи, про протекающий потолок, а потом спохватилась, заохала, как крыльями, захлопала руками.
– А может, чего возьмешь? Ну фотографии там, книги, что от Лильки остались?
– Нет, спасибо. Не надо.
Дошли до подъезда.
Котов снова поблагодарил и попрощался.
Потом сообразил, додумался, засуетился и смущенно протянул тетке деньги.
Та почти заголосила, обиделась.
– Спятил? Мы ж с ней дружили, какие деньги? Все вы теперь на деньги, ох, молодежь!
– Это я-то молодежь? – усмехнулся Котов.
