Пахло весной, свежей, влажной землей, духами, молодостью и ожиданием. Пахло надеждой и жизнью.
И вдруг она поняла, что есть жизнь и есть люди, веселье и радость, кокетство и легкий смех. Все это есть, есть и будет, а может, когда-нибудь будет и у нее?
И вдруг она расплакалась и, схватив Воробьеву за руку, рванула из сквера, из этого гудящего шумного улья, наполненного громкими, веселыми и счастливыми людьми, бросилась наугад в переулки, лишь бы сбежать и не слышать.
Растерянная Воробьева бежала следом.
Наконец выдохлись, остановились. Воробьева с тревогой вглядывалась в ее заплаканное лицо и без конца повторяла:
– Ларка, с тобой все хорошо? Нет, честно – ты в порядке?
Лара счастливо смеялась:
– Да все со мной хорошо, не волнуйся! Просто нервы, понимаешь, не выдержала, сорвалась, извини!
Трясущимися руками перепуганная Воробьева безуспешно пыталась прикурить отсыревшими спичками. Переулок был темный и совсем незнакомый. У тротуара остановилась машина. В открытое окно высунулась мужская голова:
– Девочки, у вас все нормально?
Ритка досадливо махнула рукой – дескать, давай проезжай!
Но хозяин машины не поддался. Неспешно, вразвалочку подошел к подругам и щелкнул перед Лариным носом блестящей металлической зажигалкой.
Потом оглядел их и улыбнулся:
– Ну что, девочки? Кажется, вы замерзли?
И вправду как-то резко стало зябко, и Лара подняла воротник ветровки.
– Вы что-то можете предложить? – нахально спросила Воробьева.
Парень кивнул:
– Да запросто! Например, могу предложить довезти вас до дома. Могу пригласить в кафе выпить вина или горячего чая. Выбирайте, слово за вами.
Воробьева смотрела на Лару. Лара молчала. Нет, страшно не было – во-первых, он был один. Во-вторых, вроде приличный. И потом, тогда ей вообще страшно не было, потому что точно знала – иногда жизнь не стоит и ломаного гроша.
– В кафе, – решила Лара, – если вас не смущают траты на двоих.
Он задержался на ней взглядом, удивленно приподнял красивую, четкую бровь и усмехнулся:
– Вот что-что, а траты меня точно не смутят. – И галантно открыл дверь «Жигулей».
В машине и познакомились:
– Лара. – Ларисой она себя не называла, не нравилось.
– Рита, – буркнула Воробьева.
Ей тоже не нравилось свое имя.
Он обернулся:
– А я Борис, будем знакомы!
Лара молча смотрела в окно. Ей казалось, что она приехала из какого-то дальнего, всеми забытого места, медвежьего угла и сейчас вот смотрит на вечернюю столицу взглядом испуганной, ошарашенной провинциалки.
А Борис и Воробьева щебетали. Лара не прислушивалась, неинтересно.
Наконец машина резко затормозила, и Лара увидела светящуюся вывеску известного, очень модного кафе, в которое простым смертным, вроде них с Воробьевой, был путь заказан.
– Ух ты! – Ритка не сдержала удивления. – Ничего себе, а?
Дернув ее за рукав, Лара хмыкнула. Борис, кажется, ничего не заметил.
Прошли как по маслу. Швейцар, высоченный дед в галунах и с бородой, кивнул их новому знакомому, как своему.
Воробьева, сделав «большие глаза», смотрела на Лару. Та с равнодушным и бесстрастным лицом изучала меню.
Столик им дали отменный – в углу у окна, далеко от танцевальной площадки и компании двух гитаристов и сонного ударника.
Воробьева, разглядывая зал и посетителей, не скрывала восторга и дергала Лару:
– Смотри! Это актер, да? Ой, не помню его фамилию! Мама дорогая! Смотри, какое платье на тетке! Да не туда, не туда – вон, у ансамбля!
– Заткнись, – прошипела сквозь зубы Лара. – Выглядишь, как идиотка из глухого села! Тоже мне, москвичка, студентка!
Читая меню, Лара вдруг почувствовала острый голод. «Ого, – удивилась она, – кажется, выздоравливаю?»
Решила не церемониться и заказать то, что хочется. Тем более что Борис на этом настаивал. Ну и заказала – и салат, и мясо, и мороженое на десерт, и кофе по-восточному.
Воробьева, глотая слюну, толкала ее под столом.
– А я? Мне тоже можно?
Лара пожала плечами. Борис пил кофе.
Удивилась – ела с удовольствием, почти с жадностью, даже стало неловко. И ничего ее не волновало – ни немного удивленный взгляд Бориса, ни еще более удивленный взгляд Воробьевой.
Сейчас ей были важны только собственные ощущения: «Живая! И даже очень живая. И мясо такое сочное, и картошечка, ах! А вино! Замечательное вино, просто чудо! Надо запомнить, как называется».
Осоловев от еды, Лара довольно быстро опьянела. В изнеможении откинулась на бархатную диванную спинку – как же хорошо-то, ребята! Все просто чудесно! Сейчас бы еще оказаться в собственной кровати! Но нет, неудобно. Неудобно так сразу.
Борис пригласил ее танцевать. Танцевал он легко и умело, даром что полноватый, крупный.
Тогда впервые она и уловила запах его одеколона. Приятный. Очень приятный. Да он и сам ничего, этот Борис. Очень даже ничего, если по правде.
Он развез их с Воробьевой по домам – сначала Воробьеву, потом Лару. Конечно же, попросил телефон. Куда денешься, дала.
Назавтра он позвонил. В общем, они стали встречаться.
Ни театров, ни выставочных залов в его программе не было. Прогулка по городу, в лучшем случае – кинотеатр, далее ресторан. Он не был обжорой, скорее, гурманом. Для него ресторан был привычным времяпрепровождением, образом жизни.
Вскоре он познакомил Лару со своими друзьями, молодоженами Сашей и Машей, похожими друг на друга как близнецы – мелкие, кудрявые, крупнозубые. И очень радостные. Казалось, их веселило все без разбора. В общем, завзятые весельчаки, расстроить которых невозможно. Может, и неплохие ребята, незлые и доброжелательные, но их постоянная готовность к дружному и зачастую беспочвенному ржанию и неоправданной радости Лару раздражала.
Еще они без конца предлагали свои услуги. Например, Машина мама была заведующей гастрономом, а Сашина работала косметологом на улице Горького. Но Лара отказывалась от их предложений, не хотелось вступать в более тесную связь. Уже тогда понимала – не ее компания. Но проводить время можно, без проблем, тем более в ее нынешнем положении. Именно это сейчас ей было нужно: загулы без остановки, кутежи, кутерьма. Могли внезапно сорваться в Суздаль или Ярославль, Плес или Вологду. Планов заранее не строили, и в этом тоже был кайф. Мчались по шоссе. Лара сидела с закрытыми глазами, лицо обдувал ветерок, тихо и ненавязчиво пела «Абба», Саша и Маша без конца что-то жевали, останавливались у деревень, покупали у бабок малину или крыжовник, парное молоко или ведро яблок.
