— Все равно замолчи! Чего тебе надо на этот раз? Зачем ты явился?
— Мне нужен проход из подземных воздуховодов в нижние этажи крепости Арха.
— Всего лишь? И почему ты решил, что сможешь получить его от меня?
— Потому что взамен я готов объяснить людям, как должны они себя вести, если желают жить в гармонии со своими жилищами.
— Подлый интриган!
— Но вам ведь нужен искусственный белок, не так ли?
— Раньше мы прекрасно обходились без него!
— И сколько домов умерло из-за недостатка пищи? А сколько их погибло в схватках со своими обитателями? Я предложил вам единственно возможный выход из этой чреватой взаимной гибелью ситуации. Вы уже сделали так много в этом направлении, остался последний шаг, так неужели теперь мы не сможем договориться?
В конце концов они все же договорились. Это всегда происходит, если у обеих высоких договаривающихся сторон не остается иного выхода.
ГЛАВА 7
Неожиданно в камере Романа вспыхнул свет, настолько яркий, что на какое-то время он потерял способность что-нибудь видеть, а когда зрение восстановилось, Роман обнаружил, что комендант исчез. Его исчезновение произошло совершенно бесшумно. Не было ни скрипа дверного каменного блока, ни звука шагов. У Романа был отличный слух, и он не мог поверить, что за те несколько мгновений, пока его глаза привыкали к свету, комендант успел выбраться из камеры.
— Эй! Вы здесь?! — крикнул он в пустоту, чувствуя себя довольно глупо. Никто ему, разумеется, не ответил.
Впрочем, исчезновение коменданта компенсировалось появлением койки. Она выдвинулась из левой от двери стены в глубине комнаты. Роман, опустившись на колени, заглянул под койку — не столько для того, чтобы убедиться, что там не прячется комендант, сколько для того чтобы исследовать механизм, управляющий исчезновением ложа. Но ни коменданта, ни какого-либо механизма он не обнаружил.
Койка представляла собой монолитный каменный блок, который, казалось, составлял единое целое со стеной. Сверху этого довольно узкого ложа валялся грязный, набитый войлоком матрац. Одеяла, разумеется, не было, впрочем, при здешней температуре в нем и не было особой необходимости.
Роман пожалел лишь об отсутствии подушки, а затем довольно безмятежно развалился на койке, словно это не его ожидали на следующий день столь щедро обещанные Ключником и обезьяноподобным Банщиком пытки.
Если они случатся, то лишь завтра, а сегодня у него было гораздо более важное дело — попытаться понять, почему он здесь очутился. Остаток сохранившейся после перехода в этот мир памяти упрямо подсказывал ему, что для этого он должен вспомнить все, что предшествовало выстрелу в спину. Но здесь воспоминания отказывались ему служить. Самые ответственные моменты этого важного дня бесследно исчезли из памяти, и мозаика всех событий никак не хотела складываться в единую картину.
Даже в обычном состоянии память склонна проделывать с нами разные подлые штучки, не зря дети определяют память как нечто такое, чем люди забывают, и в этом определении, думается, немало правды. Быть умственно здоровым — значит быть способным забывать. А вечно помнить — значит быть помешанным, одержимым. К сожалению, сейчас он как раз должен кое-что вспомнить. И прежде всего это относилось к последнему дню его пребывания на Земле, к тому самому, закончившемуся выстрелом в затылок…
Утро Роман помнил. Утром перед рейдом его вызвал капитан Рэндол и хмуро сообщил:
— Там к тебе посетитель, монах какой-то.
Монахи в расположении части появлялись редко. Не хватало еще, чтобы его обвинили в тайных связях с общиной, которую начальство недолюбливало, считая, что ее вооруженные отряды ведут себя слишком независимо и не желают согласовывать свои действия с командованием. Монахи, хоть и считались официально союзниками имперских бригад, на самом деле организовали на севере независимый от имперских чиновников анклав. Налогов не платили, военных поставок не признавали. Правда, и в помощи имперских войск они не нуждались, самостоятельно обороняя свою территорию от темных полчищ, второй месяц теснивших имперские войска по всему фронту.
В сложившейся ситуации визит монаха к простому командиру взвода мог показаться начальству крайне подозрительным.
— Что ему от меня нужно?
— Откуда мне знать? Я в общине не служу. Ты вот что, Усердов, поосторожней с ним.
— Да на кой он мне сдался! Скажи, что меня нет, и дело с концом.
— Нет. Так не пойдет. Ты должен с ним встретиться. Общину обижать не стоит. К тому же начальство заинтересовалось его визитом, тоже хочет знать, что ему от тебя понадобилось.
«Доложили уже…» — беззлобно подумал Роман, понимая, что теперь отделаться от этого неприятного визита ему не удастся.
— Встречусь с ним в дежурке! — Как и все офицеры, он знал, что дежурка нашпигована подслушивающей аппаратурой. Но все делали вид, что ничего не ведают об этом, и Роман старательно следовал общему примеру. Зато сейчас это обстоятельство могло сослужить ему неплохую службу, поскольку секретных тем для разговора с монахом у него не было, и записи подслушивающей аппаратуры в случае чего лишь подтвердят его невиновность.
Монах оказался тощим согбенным старцем. Однако, несмотря на возраст, немощного впечатления он не производил, а его прямой требовательный взгляд излучал внутреннюю силу.
Войдя в дежурку, представлявшую собой небольшую комнату, примыкавшую к проходной, монах откинул капюшон темного плаща и с минуту молча разглядывал Романа, словно решая, стоит ли начинать разговор.
— Что вам от меня нужно? — довольно грубо осведомился Роман.
— Поговорить нужно, — произнес монах. — Видишь ли, молодой человек, завтра вечером во время атаки тебя должны убить. Так что нам есть о чем побеседовать.
После этого заявления Роман почувствовал, что его охватывает гнев. Несмотря на то что предсказания членов монашеской общины почти всегда сбывались, он резко спросил:
— Да кто вы такой, чтобы пророчествовать всякую чушь! Я не собираюсь участвовать в завтрашнем рейде, и потом моя обязанность — налаживать связь, а не лезть на рожон! С чего вы взяли… — Он вдруг остановился, осознав всю нелепость этого спора.
— С судьбой торговаться бесполезно. Неизбежное следует принимать без ропота, — заметил монах, в первый раз за время их беседы опустив взгляд, словно извинялся за неприятное известие, которое он вынужден был сообщить Роману.
— Вот вы и принимайте свою неизбежность, а меня оставьте в покое!
Роман совсем было собрался покинуть дежурку, сожалея лишь о том, что этот нелепый и непонятный разговор станет известен начальству, но его остановил вопрос монаха:
— Ты знаешь, что происходит с человеком после смерти, лейтенант?
— Его труп закапывают в землю, если обстоятельства позволят, а потом его съедают черви.
