Положившись скорее на интуицию, чем на память, он, на всякий случай зажмурившись, словно это могло защитить от взрыва, который, если он ошибется, разнесет его вместе с гвардейцами на мелкие кусочки, нащупал средний камень на рукояти меча и осторожно нажал на него.
Послышалось знакомое шипение светового лезвия. В сети с той стороны, где находилось лезвие, моментально образовалась широкая прореха. Лезвие, выскочившее из сети наружу, заставило гвардейцев шарахнуться в разные стороны от двери. Они даже не стали вынимать ключи из замка и бежали, не оглядываясь. Освободившись от остатков сети, Танаев не стал их преследовать. Эти люди всего лишь выполняли приказ, разбираться следовало с теми, кто его отдал.
Добежав до крыльца, Танаев в два прыжка преодолел ступеньки и заглянул за колонну, из-за которой по нему попытались нанести первый удар.
Но любитель играть с тесаком уже исчез вместе со своим оружием. Это было понятно. Непонятно другое: куда девались постоянно сменявшиеся часовые, обязанные охранять этот вход днем и ночью?
Миновав холл, Танаев свернул на императорскую половину. Здесь тоже не оказалось ни одного часового. Дворец словно вымер. Время позднее. Император неукоснительно требовал соблюдения этикета, и являться к нему сейчас без доклада означало бы проявить верх невежливости. Однако Танаеву было не до этикета.
Вспомнив о своем обещании, данном Храмен-ко, — не применять меч против людей, он выключил лезвие, и рукоятка сразу же сама скользнула за пояс.
С каждым разом связь между ним и мечом становилась все прочней, и это тревожило Танаева. Сегодня меч впервые самостоятельно отреагировал даже не на его мысленный приказ, а всего лишь на пожелание.
Если так пойдет и дальше, меч, не дожидаясь приказа, начнет убивать всех, на кого он косо посмотрит. А таких кандидатов во время разборок дворцовых дрязг, которые ему приходилось устраивать ежедневно, хватало.
Придется заняться специальной тренировкой с мечом и внимательно следить за своими мыслями. Это было утомительно, но все же лучше, чем оставлять меч на произвол судьбы в дворцовом сейфе.
Слишком много найдется желающих завладеть волшебным оружием, и сейф для них не препятствие. Танаев подозревал, что еще один комплект ключей от сейфа и столовых ящиков находится у мажордома, хотя тот это и отрицал. Возможно, ключи были не только у него.
Танаев не раз замечал, что бумаги в ящиках его стола лежали не в том порядке, в котором он их оставил. Но заняться этим руки не доходили. Постоянно требовали решения более срочные и важные дела.
Без стука открыв дверь в императорскую библиотеку и даже здесь не обнаружив вездесущей охраны, Танаев, не на шутку встревоженный, направился к императорской спальне.
Здесь, как и в любой другой комнате апартаментов Корнелия, находился трон, невысокий, так сказать, «домашнего» формата. Патологическая любовь императора к тронам давно стала в столице притчей во языцех.
Кровать здесь тоже имелась, но она занимала второстепенное место и робко пряталась в углу под балдахином.
Рядом с троном находился столик писаря, обязанного денно и ношно записывать великие мысли, буде они неожиданно посетят императора.
Корнелий сидел на троне молча, но, судя по скрипу пера, которым писарь старательно водил по пергаменту, уткнувшись в стол так, что казалось, писал он не пером, а носом, какая-то мысль недавно была озвучена. А если судить по внешнему виду императора, мысль была мрачная, поскольку император хмурился и выглядел испуганным. Аура его пульсировала так, словно за ним гнались охотничьи псы.
— Что случилось, Корнелий? — спросил Танаев с порога и, не получив ответа, продолжил: — Вы что, совсем с ума сошли, Ваше Величество?! Почему ваши люди набросились на меня?
Император по-прежнему молчал, крепко сжав губы, и не смотрел на Танаева. Его взгляд не отрывался от столика писаря, который, даже не приподняв головы на стук входной двери, продолжал скрипеть пером.
Это уже было верхом невежливости. Обычно новоявленного канцлера здесь встречали если и не с почтением, то, во всяком случае, с должным вниманием. И, сдерживая закипающее бешенство, чувствуя, как на поясе начинает шевелиться рукоятка меча, Танаев снова спросил:
— Так какая муха укусила вашу охрану, куда они все подевались и почему набросились на меня у входа?!
— Так было нужно! — довольно непонятно ответил император. Странность этого ответа и борьба с собственным негодованием заняли Танаева настолько, что он упустил момент, когда писарь встал за своим столиком во весь рост, и рост этот оказался таким, что его голова почти уперлась в потолок палаты трехметровой высоты.
В следующее мгновение рукоятка меча прыгнула в ладонь Танаева, но было поздно.
Тот, кто секунду назад был писарем, уже превратился в черного гиганта, обросшего густой шерстью, а его лапа, очень похожая на ту, что висела в качестве сувенира у Танаева в гостиной, успела нанести чудовищной силы удар по корпусу Танаева.
От этого удара так и не успевший включиться меч был выбит из руки Танаева и отлетел в противоположный угол, а сам Глеб врезался в стену с такой силой, что перед глазами у него поплыли цветные круги.
С большим трудом ему удалось сохранить сознание, но об уходе в боевой транс в таком состоянии уже не могло быть и речи. В неторопливо приближавшемся к нему гиганте он уже узнал Рила.
— Наконец-то ты мне попался, человеческий ублюдок! Сейчас ты ответишь за всё. Но я не убью тебя сразу, не надейся! Сначала я выпущу твои кишки, и пока ты будешь их подбирать, я сдеру с тебя кожу! Ты ответишь мне за все муки Талы, за каждую секунду ее страданий!
— Я не виноват в том, что твоя Тала напала на меня! Я был вынужден защищаться! — Глеб нес какую-то чепуху, не вникая в ее смысл, понимая, что никакие доводы не подействуют на взбешенного демона. Но сейчас самым важным было выиграть время. С каждой секундой в голове прояснялось, и появилась надежда если и не уйти полностью в боевой транс, то хотя бы обрести свое обычное проворство.
Ему еще повезло, что когти гиганта во время удара прошлись по сторонам его туловища, не причинив особого вреда, лишь оставили на боках глубокие царапины. Сквозь клочья разорванной куртки из них сочилась густая темная кровь, пачкая ковры опочивальни.
Император не принимал никакого участия в происходящем и продолжал молча восседать на своем троне, лишь изредка, словно китайский болванчик, кивая седой головой. «Хоть бы стражу позвал!» — мельком подумал Танаев и сразу же вспомнил, что стражи в ближайших комнатах не было и в помине.
Рилу осталось сделать последний шаг, и он уже занес страшную лапу, сведя гигантские полуметровые когти, словно огромные клеши, чтобы выполнить свою анатомическую угрозу.
Было мгновение, во время которого Танаев простился со своей долгой жизнью и даже успел подумать о том, что, возможно, скоро встретится с оставленными в нижнем мире друзьями. Вот только появиться он там должен был в совершенно ином качестве, и уж тогда ему припомнят все, что он сделал с Храмом Смерти.
