Да-а, вот оно. Тот момент, когда ты беспомощен, себе не принадлежишь, а только образу дивы, с ярко-красными губами и чарующим взглядом.
Поиграй со мной, детка, как с самой лучшей своей игрушкой.
Если бы…
От раздавшегося звука дернулся телом так, будто меня — подростка, — только что застукали предки за самым грешным делом.
«Моя ма-а-а-ма-а-а лу-у-учшая на све-е-ете…» — песня активно разрывала не только мой мобильный, но и мозг.
Крепко выругавшись, смахнул нечаянно дрожащей рукой телефон с прикроватного столика, но тут же поймал его. Наверное, не судьба была сменить мелодию на входящий звонок от матери бывшей.
Какого лешего, Ирина Николаевна? Вы на часы смотрели? — для начала хотелось поинтересоваться, но заставил себя прикусить язык. Просто так она никогда не звонила.
***
— Да? — я был чересчур вежлив.
— Доброе утро, Саша.
— Доброе, — мать его!
— Прошу прощения, если разбудила, но нам нужно серьезно поговорить.
Во дает!
— А позже никак нельзя?
— Ты занят? — спросила она резко.
— Нет, говорите, — пришлось отступить.
— Это касается Егора.
Я сел на кровати и провел ладонью по лицу. Что ж, утро задалось.
— Я вас слушаю, Ирина Николаевна, — прохрипел в трубку.
В разговоре с женщиной — педагогом старой закалки — необходимо было запастись терпением, чтобы не нагрубить. Ну и попкорн не был бы лишним, в случае длинного телефонного разговора.
— Саша, — она вздохнула, готовясь к своему поучающему монологу, как обычно. — Мы теряем Егора.
— В смысле?! — тут уж я напрягся, отбросив в сторону подколки и шутки. — Что с ним?
— Все очень плохо.
Вот если бы ее голос не задрожал, я ничего не заподозрил, и истерика не подкралась ко мне незаметно.
— У него что-то болит? Он себе что-нибудь повредил? — восклицал громко. — Вот, значит, как, Ирина Николаевна? Лучше бы он остался дома! Но вы же внука с лета не видели!
Я зашуршал простыней, пока она молча переваривала мои слова.
— Скорую помощь вызвали? — вскочил с кровати. — Нет? Твою мать! Я еду!
— Да угомонись ты! — прикрикнула она в трубку, пока я уже натягивал спортивные штаны, выплясывая по комнате на одной ноге. — С ним все в порядке.
— Вы уж определитесь, в порядке он или нет.
— Спит как ангелочек.
— В чем же тогда дело? — остановился, сбитый с толку.
— Я заглянула в его электронный дневник.
П-ф-ф… И что?
— Там двоек нет, — дал понять, что мне не наплевать на его успеваемость.
— Двоек нет, — согласилась она.
— И троек тоже. Я знаю, как учится мой сын, если вы об этом.
— Он умный мальчик, не спорю.
Весь в меня, так и хотелось добавить.
— Вот что что, а ум и красота ему явно достались от Наташеньки. А ужасное поведение — от тебя.
Стоп. Чего?!
— Предлагаю обойтись в разговоре о моем сыне без упоминания вашей Наташеньки.
Все ж не удержался, нагрубил. Затем извинился. Хотя насчет наличия у нее «ума» мамаша была права. Наташенька, активно снимаясь в кино, каталась по миру, предпочитая звёздные тусовки и мимолетные романы малышу, постоянно требующего внимания, любовь и ласку. Оставить двухлетнего ребенка на воспитание бабушке и укатить в «Болливуд», потому что, видите ли, у нее контракт… Что же, она поступила мудро, особенно когда уехала и не вернулась. Но с некоторых времен я перестал ее ждать. А позже осуждать. Скорее, мне было жаль ее. Она лишилась своего счастья, своего мальчика.
— В дневнике была пометка напротив урока иностранного языка, обратить внимание на поведение ребенка, — продолжала женщина.
— Даже не заглядывал туда. Егор еще дитя, каких поступков ожидает учитель от девятилетки?
— Цитирую.
Тут же представил, как женщина поправила на носу свои огромные очки, принявшись читать с серьезным выражением лица:
— «Разлил под учительским столом какое-то средство, испортив новые красные лаковые туфли».
— Какой кошмар, — не удержался от иронии.
— Похоже, ты не отреагировал.
— Очень даже возмущен.
— Бедняжке пришлось провести остаток урока без обуви, поскольку она приклеилась к паркету. Это нормально?
— Да куплю я ей новые туфли, делов-то, — проворчал недовольно.
И ради этого нужно было звонить в такую рань?
— И потом… как там ее?
— Мария Александровна…
— …уверена, что это сделал мой сын?
Послышался вздох, но тут же Ирина Николаевна взбодрилась.
— Дальше, в разделе замечаний было вот еще что: «Подложил червяка в классный журнал, а позже заявил, что они с отцом собирались на рыбалку сразу после школы. Банка разбилась, а червяки уползли».
Я разразился хохотом. Мой пацан!
— Что тут смешного?! — возмутилась бабушка. — Необходимо исправлять ситуацию. Как-то объяснять мальчику, где он находится, что можно, что нельзя. Вот уж это отцовское воспитание!
Резко оборвал свой смех и потихоньку начал закипать. Еще один упрек прилетел в мою сторону от женщины, которая, как показала жизнь, не лучшим образом воспитала свою дочь.
— Ты хороший отец, Саша, не пойми меня неправильно, — сразу же ретировалась она. — Найти бы тебе достойную девушку, которая полюбит тебя и твоего сына.
Исключено. Никаких больше серьезных отношений. По крайней мере, не сейчас.
— Учителю нужно набраться терпения и не ныть, — сказал я устало.
— Она же женщина, — попыталась возразить мне мать бывшей супруги. — И как я поняла неопытная. Ей очень трудно. Уж я-то знаю, поверь.
— А это дети, — сделал я заключение, подводя наш пустозвонный разговор к концу. — Да, с ними нелегко, но учитель, будь он женского или мужского пола, должен быть готовым ко всему.
Глава 9
Маша
Каждое мое утро начиналось с пометок в календаре. Я обводила оставшиеся дни до каникул красным маркером и тяжело вздыхала, будто бы это способно было мне помочь.
Не так я представляла работу учителя. Не так… И даже немного начала понимать трудовика, от которого за несколько метров несло алкогольным амбре, но он всех уверял, что это сердечные капли. В противном случае выйти на работу он бы не решился.
После трех недель с мелкими монстрами я даже прониклась к учителю труда некой симпатией, ощутив, что мне его немного жаль, все-таки у него помимо мела и доски имелись в классе молотки и рейки, а это куда хуже. Одно дело — туфли к полу, другое — пальцы к столу… гвоздями.
