Тут я замялся: Рузская – и не убереглась? Не пожелала вызвать наряд матросов с винтовками или вот этих двоих? Что-то не так, хотя… тоже считала себя несущей свет и всемогущей…
– Люцифера больше нет, Дружинин, – сказал после паузы я. – Дело ваше закрыто. Я вам не нужен.
И тут по его глазам понял, что все хуже, чем я думал.
– Да ничего вы, Немоляев, не знаете, – с тоской проговорил он. – Наш разговор только начинается. Вы что думаете – мы за ним гнались до Мадагаскара за его прошлые дела? А вот это вы видели? Сейчас все увидите и все узнаете.
И он ткнул большим пальцем в странную железную дверь у себя за спиной.
Люцифер – это я
Здесь я сделал умную вещь: вышел. Посетил гальюн, поднялся на воздух, выкурил папироску рядом со сторожащим меня верзилой. Предложил папироску ему (тот мрачно отказался), почувствовал, как горячий ветер облипает спину рубашкой.
Как они трое высиживают в своей душегубке день за днем? И что они охраняют?
Сейчас узнаю, мрачно подумал я. И мне это не понравится. Хотя на самом деле…
На самом деле жизнь превратилась в полный восторг. Вот так становятся Люциферами, сказал я себе и вспомнил лицо Перепелкина, который был всемогущ.
– Вернулись. Имейте в виду, – сказал мне краснолицый от духоты Дружинин, – я сейчас буду вам рассказывать вещи, которые разглашать не имею права. Да я и сам о них немногое знаю. Но… выхода нет.
– Стоп, – сказал я. – А что вам мешает спросить разрешения в Петербурге? И будете иметь право и что угодно разглашать. Вот же телеграф… То есть я понимаю, что господа моряки не очень любят охранное отделение, а вы еще как бы прикрывали Рузскую – что она тут была главной, видимо, мало кто догадывался. Женщина! Быть не может… Да, так вот – телеграмма?
– Да не могу я это сделать! – почти выкрикнул он. – Хотя уже делаю. Телеграммы пишу. Почти прямым текстом. Любой телеграфист прочитает. А ответы – если повезет.
– А шифротелеграмма с флагмана – не пробовали?
Тут он совсем рассердился.
– Да вы просто не понимаете, что там творится, в Петербурге. Все я пробовал. Какая там эскадра, какое там золото. О нас давно забыли – верите? Баррикады на улицах – слышали?
– Опять стоп. Баррикады – побоку. Какое золото?
Дружинин встал, как подброшенный. Повернулся ко мне спиной, достал откуда-то ключ. И отомкнул наконец железную дверь сзади своего стула.
Размеры помещения мне были непонятны. Темно, иллюминатора нет. То был попросту склад. И в нем до потолка громоздились какие-то ящики.
Похоже, те самые, что бегом грузили на крейсер тогда, в Либаве, – подкатили подводу на руках к борту, и…
– Вот какое золото, – сказал мне Дружинин и снял крышку с ящика поближе. Прочие были запечатаны как положено – шнуром с сургучом. А этот, один, почему-то нет. Сорвало еще тем взрывом? Ударили при погрузке?
Золото было скучным – похожим на поленья, и оно почти не сверкало. Там были какие-то оттиски, вдавленные в металл, но читать их он не дал мне времени – быстро закрыл ящик, захлопнул и запер железную дверь, сел за стол и начал обмахиваться скучной канцелярской папкой.
– «Донской» везет кассу всей эскадры? – без особого интереса спросил я.
– Нет, касса на «Суворове», а может, на «Александре». Да не так она и велика, за уголь платят напрямую из Петербурга, что там еще… Слушайте, Немоляев…
Я слушал. И внимательно.
– Вы очеркист. И я с ума сошел, что вам сейчас все это буду рассказывать. Но если вам когда-нибудь в голову придет эту историю раскрывать! Да хоть словом! То вы, во-первых, хорошо подумайте – вы понимаете, о каком государственном секрете речь, или нет? А во-вторых, вы тогда про Бога вспомните, ладно?
– Я здесь не для того, чтобы щекотать читающей публике нервы на бульваре. У человека бывает и самоуважение, знаете ли. Так что за секрет и зачем золото?
– А я не знаю! – шепотом выкрикнул Дружинин. – Мне не положено. Но слышал и догадываюсь. Императрицу знаете?
Еще этого не хватало.
– Да не нашу. Китайскую императрицу. Старуху. Тсы… – попытался выговорить он. – Ее как-то Рузская назвала Цыськой, ласково этак. Немоляев, скажите мне: за что мы воюем на Дальнем Востоке? Кто на их стороне, кто на нашей?
А это был хороший вопрос. То, что на самом деле мы меряемся заочно силами с непобедимой британской державой, в эскадре видит каждый своими глазами. А вот кто за нас, кроме напуганных французов и еще немцев, у которых свой интерес… чтобы на Балтике нас не было, а они были…
– Наши концессии в Китае – а такие, как вы, очеркисты хоть раз писали, что китайцы нами недовольны? Пусть самые оппозиционные очеркисты? Бунты и баррикады – это у нас. А в Маньчжурии этой, в Порт-Артуре и прочее – хоть бы один дурацкий бунт против русских. А если я вам скажу, что они, просто вообще китайцы, в нас верят и на нас надеются, потому что иначе их сожрут японцы?
А вот это была хорошая мысль. И я немедленно начал обдумывать новый очерк, вот только попасть на китайскую землю мне явно уже не было суждено.
Да и вообще, куда я теперь плыву? Сойти на берег, в очередной раз подумал я. Уведомить Лебедева и с благодарностью проститься. Редактор огорчится, но не сильно, потому что писать очерки из Владивостока у нас есть кому. А если эскадра пойдет обратно вокруг Африки, потом к Испании и домой на Балтику… а это возможно и разумно… тогда о чем мне писать? Снова о том же?
Я перевел взгляд на абсолютно несчастного инженера Дружинина и понял, что на берег не сойду. Поздно.
– Стоп и еще раз стоп. Если Китай так хочет нашей победы, то что бы ему не послать миллион солдат нам на помощь? Это же их страну сожрут, как вы выразились.
– А вы наш штурм Пекина пять лет назад вспомнили бы, – ядовито высказался Дружинин. – Я-то еще мальчиком был, только сейчас узнал, в чем там было дело. Та самая Цыська тогда заигралась со своими бунтовщиками, захватившими Пекин. Подружиться с ними решила, а куда ей было деваться, с другой стороны. Объявила войну всем иностранцам. Окружила все посольские миссии. Ну, мы и пришли всех усмирять, с англичанами, с кем там еще… Мой дядя до сих пор вспоминает, как мы тогда ее дворец пограбили. Он там был. Не ранен даже. Статуэтку привез, ценную, наверное. Не-ет, тут надо проявить к старухе уважение. Как же иначе.
– Сколько же здесь золота? – поинтересовался я.
– Не знаю, – отрезал он. – Хотя подкуп целой страны – это не просто немало. Но знаю, что должен сдать его – теперь это буду я, хотя распоряжения все нет – сдать его там, где скажут. Во Владивостоке, видимо. А там решат, везти его в когтистые лапы ее императорского или себе оставить, раз уж все так плохо. Но знаю, что наших солдатских жизней это сберегло бы немало, если и правда придет миллион китайцев. Да только поздно…
