Итак, мы с Федором – два социалиста-революционера, размышляющих, как я написал в той оставленной на столе бумаге, «кто нас предал».
Соответственно, когда Шкура просил меня в прошлый раз рассказать матросам о поэзии, то он сделал это благодаря подсказке Ильи – нет, не получается. Мог и правда просто прочитать меня в «Ниве» и… И кстати, зачем тогда Илья все-таки отдал меня на растерзание своей французской подруге и поджидавшим меня трем личностям с ножом… Да тут просто ничего не ясно.
Зато хоть что-то ясно насчет матроса – как его, Шершнев?
Кто такой баталер: это человек, который отвечает за всяческие припасы на корабле, в основном съестные. И поэтому постоянно куда-то ездит, на берег и на другие корабли. В такой поездке его и убили. И еще: он был «наш». И после его смерти у «нас» – заговорщиков – все и обрушилось.
И обрушилось буквально за день до намеченного бунта. А кстати, что говорил приказ нашего грозного адмирала – что Шершнев вышел в море тайно, ночью, в нарушение адмиральских приказов. Так себе вести можно только накануне событий, после которых уже не до приказов, после которых уже все равно.
Но если перепелкинская команда не знает, кто и зачем убил ключевого в их заговоре человека – и этого же не знала Рузская, – то вот тут суть всего происшедшего. Заговор сорвал… кто-то из как бы своих. И тут же появилась прокламация, что корабль-то мы все равно угоним, вот только… вот только – с другими героями на мостике, так?
Дополнительная и вдохновенная дедукция у меня получается вот какая: во всей истории какую-то роль играет берег или другие корабли. Меня порезали на берегу. Баталер Шершнев – человек, имевший постоянное общение с внешним миром.
Больше не понятно ровно ничего, но вообще-то я продвинулся, пусть на полшага.
А теперь насчет очередной лекции: да, поэзия… да, этот ужасный и смешной Надсон… но есть и другие прекрасные темы, и публичные выступления хорошо помогают привести свои мысли на ту или иную тему в порядок…
В кают-компании только что вернувшийся откуда-то на катере Дмитрий Дружинин смотрел на меня очень странно. А потом, когда ужин кончился, дернул подбородком в сторону. И чуть не подмигнул. Да, многому еще ему предстоит научиться по части конспирации, подумал я. А мне предстоит учиться на его ошибках.
– Есть телеграмма, – сказал он мне, не разжимая губ, когда мы вышли после заката на корму – туда, где недавно мы стояли с Верой, и небо было в алмазах, и перышко летело по ветру, не мог не подумать я.
– Вот это скорость. И что – вам снова сообщили, что вы паникер, причем незрелый?
– Нет, – сказал он не без гордости.
– Поздравляю, итак…
– Итак… – тут он оглянулся на прочих офицеров, – кроме боевой группы социалистов-революционеров есть еще одна, такая же. Создана недавно.
– Чья?
– Эр-эс-… в общем, рабочая социал-демократическая и прочая.
– Я знал, – мрачно сказал я, вспомнив те самые прокламации той самой партии – насчет наших братьев японцев, с которыми не надо воевать.
Дружинин посмотрел на меня с подозрением – не вру ли я.
– Дмитрий, подробности мне, детали.
– Извольте… Алексей. Боевая техническая группа при Центральном комитете Р.С.Д.Р.П. Про нее обычные друзья рабочих из этой партии ничего не знают. Занята чем: добыванием оружия и денег. То есть контрабандой и грабежами. Основная часть деятельности – за пределами России, там у этой группы большие связи.
– Ну вы же видите, Дмитрий, – это то самое… Кто во главе?
– Опять кличка, – с презрением улыбнулся Дружинин. – У них у всех нет человеческих имен.
– Ну и какая?
– Винтер. А это-то вам зачем?
– Вы правы, это незачем… Дешевую мелодраму по образу и подобию господина Дюма я мог бы написать и сам. Милорд Винтер, значит… Что ж, а теперь…
Я повернулся в сторону корабельных огней в бухте – тяжелая броня, мигание света на верхушках чуть качающихся мачт, дрожащие бледные дорожки на волнах…
– А теперь – мы отдыхаем, и дальше осталось не так уж много.
Оставалось и правда не так много, но не в том смысле, о котором я думал. Мне-то казалось, что в этой бухте мы будем стоять вечно. А это было не так.
Флаги на мачтах
Лебедев был застегнут на все пуговицы, подтянут и, я бы сказал, почти весел. Он слушал меня; мы сидели в его каюте, настоящем дворцовом помещении, так же, как кают-компания, украшенном панелями темного дерева.
Он слушал – и ласкал пальцами сигару. Поворачивал ее, проводил пальцами по шелковистой поверхности, задумчиво нюхал.
Я обязательно отдам должное сигарам, когда вся эта история кончится, снова подумал я.
– Что ж, господин Немоляев, – сказал он, дождавшись конца моего немного нервного рассказа. – Ситуация необычная – но она обычной и не была. Я не могу осудить решение господина Дружинина обратиться к вам за помощью. Одно огорчает – почему он не пришел ко мне. Или еще и ко мне.
– Потому что ему двадцать три года, – с легким нетерпением ответил я. – Он растерялся. И по крайней мере, я-то к вам пришел. Исходя из того, что вы все знали, в том числе про золото – вы и Рузская…
– Да, с ней было замечательно. И легко. И после нее не так уж много остается сделать. Вы говорите, кто-то перехватил заговор у заговорщиков – вор у вора… Что ж.
Я поймал себя на мысли, что затаив дыхание жду… даже не приговора. Просто все, что говорит этот худой, как бы отстраненный человек, – оно такое, что ты просто сидишь, смотришь на его русую бородку, светлые глаза и знаешь, что сейчас прозвучит что-то важное. И ты с этим важным внутренне согласишься. Как он это делает? Кем надо быть, чтобы в какой-то момент жизни стать… Лебедевым?
– Знаете как, Алексей Юрьевич… Бунт на корабле нуждается в каком-то оружии. Нам его можно будет найти… потом, в нужный момент. И торопиться незачем, потому что от берегов Мадагаскара никто наш корабль угнать не успеет.
Что? О чем он говорит?
– А дальше будет время этот склад оружия найти. Что мы и сделаем. Теперь: извините меня, если я не стану раскрывать вам, кто из команды мне будет рассказывать, что на борту творится. Так будет лучше.
Я это проглотил. Потому что Лебедев был прав – так лучше. Я могу выдать себя и информатора неосторожным взглядом…
– Дружинин – пусть делает то, что считает своим долгом. Мы все, знаете ли, именно это и делаем. Но я готов выслушать его, без всяких обид, в любой момент.
Снова эти ласки длинных пальцев, гладящих светло-коричневый бок сигары.
– Далее, чтобы захватить корабль, надо иметь контроль над машинным отделением, рулевым управлением и многим другим. Иначе он просто никуда не уйдет. В прошлый раз хватило одной фразы – про рулевое управление. На самом деле…
