- Дура! - остановила Ара этот "поток самобичеваний". Она уже поняла, откуда ветер дует. Они же обе после награждения ходили именинницами, но, у Лены, по-видимому, были серьезные сомнения относительно заслуженности упавших на нее прямо с неба наград.
- Значит, так! Никакая ты не нахлебница! Ты в атаку на крейсер шла со мной и от страха в истерике не билась, а готовила торпеду. Я рулила, но целилась-то ты! И штурмовик ты подбила.
- Но добила-то его ты!
- Ну, на то мы и экипаж, чтобы работать вместе. Вот мы его и сработали. А с ниппонцами... Ты это близко к сердцу не бери. Ты, Лена, девушка городская. На охоту, как я, с шести лет не ходила, мертвых оленей и медведей не видела, туши кабанов не разделывала. И стрелять тебя так, как учили меня, никто не учил. Мы же авиаторы, а не кирза. В обычной жизни чужих трупов не видим. Так что прекрати истерику! Все твои награды получены за дело. Поэтому начальство и согласилось разрешить тебе летать. Но тут уж от тебя зависит. Хочешь, будем летать вместе. Не хочешь, имеешь право. Ты только на третий курс перешла, молодая еще...
- То есть, ты на меня не сердишься? - удивилась сквозь слезы девушка-гардемарин.
- Ничуть.
- Тогда я за! Спасибо тебе, Ара! Ты лучшая!
Так они снова стали летать вместе. И вот, что удивительно, тот выбор, который Ара сделала практически мгновенно перед атакой на ниппонский крейсер, оказался безошибочным. Слетались практически сразу и класс набирали куда быстрее, чем другие пары. Командир - ее собственный муж, между прочим, исполнявший обязанности начальника группы торпедоносцев, - только руками разводил:
- Просто чудеса какие-то! Такой слетанности за неделю тренировок и от опытных-то экипажей не дождешься!
А через две недели они составляли уже крепко слетанный экипаж, и результаты по бомбометанию и стрельбе по конусу были у них значительно выше среднего. Немного смущало отсутствие опыта в торпедировании. За плечами у девушек были лишь тренажеры Академии, да единственный, - пусть и сверхрезультативный, - вылет. И как оно получится, когда придется снова бросать "сулицу" в цель, не знал никто. Оставалось надеяться на лучшее и оттачивать умение заходить на цель и держать ее в прицеле до самого конца.
***
Первый боевой вылет капитан Шкловский разрешил их экипажу только двадцать пятого августа. Тогда торпедоносцы подняли в воздух без бомб и торпед, вообще без груза. Нужно было отразить массированный налет ниппонской авиации на Владивосток, а истребителей перехватчиков, да и просто истребителей-штурмовиков не хватало. И кто-то наверху, наверняка наделав в штаны при известии о четырех ниппонских кораблях-матках, приблизившихся к побережью, приказал бросить в бой "последний резерв" - шесть боеспособных стругов с хотя бы вчерне облетанными экипажами. Получив приказ, Олег жутко разозлился, - такого отборного мата Ара от него еще не слышала, - но приказ есть приказ, и они все-таки военные люди, офицеры, а не просто так погулять вышли. Пришлось выполнять, но, к счастью, тот вылет прошел без эксцессов и прочих инцидентов. Налет на столицу удалось отбить без помощи торпедоносцев, которые прибыли в район боевых действий, что называется, к шапочному разбору. Но опыт вылета группой, да еще и над незнакомой территорией оказался интересным. Так далеко Ара еще не залетала, и, хотя струги шли плотным строем, и курс задавали опытные экипажи, Лене впервые пришлось поработать не только "канониром" и стрелком, но и настоящим штурманом, что кстати неплохо и для будущего пилота.
Вот с этого и началась настоящая служба. За следующие девять дней торпедоносцы вылетали на боевые задания еще пять раз. Дважды пытались перехватить, - впрочем, оба раза безрезультатно, - ниппонские одиночные корабли и один раз попрактиковались в пусках "сулиц", зажав силами трех торпедоносцев сухогруз, идущий из Кореи на острова. Ниппонец был слабо вооружён и серьезного сопротивления не оказал. Экипаж покинул его по первому требованию, перейдя на легкие катера с обычными паровой машиной и крыльями, а струги расстреляли сухогруз с дистанции в семь километров отрепетировав для начала несколько вариантов атаки группой и маневров уклонения. Ну и сами стрельбы оказались весьма поучительными. Аре с Леной удалось всадить "сулицу" в сухогруз, заходя ему в корму против солнца. Дистанция - 7350 метров, эшелон - 1300, цель - расширение кормы, сопутствующие факторы - боковой ветер, умеренный - 15 узлов и солнце, встающее прямо перед ниппонским сухогрузом. Шкловский, следивший за их атакой в режиме реального времени - он летел выше и чуть в стороне, - сдержанно похвалил, добавив несколько практических советов на будущее.
А через два дня их подняли по тревоге и срочно перебросили на железнодорожную станцию Хасан, вернее, на временное аэрополе, где были построены две довольно длинные взлетно-посадочные полосы, смонтированные из тонких профилированных металлических плит, уложенных прямо на выровненную землю. "Перебросили" - это, разумеется, эвфемизм. Струги туда сами перелетели, своим ходом, все шесть. Там пилотов накормили, дали отдохнуть, пока техники обихаживали их торпедоносцы, коротко проинструктировали, и "вперед, вперед!"
На этот раз они летели бомбить корейский порт Наджин. В налете участвовало тридцать штурмовых кочей - десять из них прикрывали атаку, остальные использовались, как ударные самолеты, - и десять торпедоносцев: все, что смогло наскрести командование. Суть проблемы была Аре хорошо известна. Им об этом в Академии рассказывали на занятиях по тактике и оперативному искусству. Дело в том, что изначально создатели воздушных флотов исходили из опыта военно-морского флота. Они строили корабли разного класса и решали с их помощью практически все встающие перед командованием тактические и стратегические задачи. Время шло, цели и задачи флотов менялись в соответствии с обстоятельствами, но конструкторы и флотоводцы по-прежнему оставались в плену Концепции. Воздушные корабли мыслились, как основа флота. Предполагалось так же, что они способны решить практически любую поставленную перед ними задачу, но это было, разумеется, ошибочное мнение.
Артиллерийский огонь - отличный способ борьбы с чужими кораблями, но становится гораздо менее эффективным при обстреле наземных укреплений и скоплений армейских частей. Для этого гораздо лучше подходит бомбардировка. И в самом деле, даже легкий крейсер способен принять на борт от двадцати до тридцати тонн бомб. Правда, бомбить в большинстве случаев приходится с больших высот, так как армейские части быстро обзавелись орудиями ПВО, ну а точность бомбометания с высоты в три-пять километров оставляет желать лучшего. Тогда пытливые умы от аэронавтики предложили использовать для бомбометания легкие скоростные суда - фрегаты, корветы и эсминцы. Эти поднимали в воздух гораздо меньше бомб - максимум десять-пятнадцать тонн, - но зато производили бомбометание с "бреющего" полета. Впрочем, ниже шестисот метров на скорости не опускались и они. Все-таки следовало учитывать их большую массу, - и, соответственно, инертность, - и возможности маневрирования. И тогда вспомнили о штурмовиках. Первоначально эти машины появились исключительно для борьбы с воздушными кораблями, но затем умные люди в штабах сообразили, что, если подвесить под крылья штурмовика, скажем, пару бомб-соток, то "кочи", "гренадеры" и прочие "ландскнехты" смогут наносить удары и по наземным силам противника. Так ударные самолеты окончательно превратились в истребители-штурмовики, и тот же коч одиннадцатой серии мог брать внутрь фюзеляжа две сотки и еще две нести под крыльями. В перегруз он мог нести на подвесках две 250 килограммовые бомбы. Значительно позже в строй встали торпедоносцы, которые тоже можно было использовать, как бомбардировщики. Но универсализм - говорили профессора Академии - это не всегда хорошо. Возможно, - предполагали они, - пришло время создавать особые самолеты, предназначенные исключительно для бомбометания. Но бомбардировщики пока оставались лишь голубой мечтой теоретиков, и бомбовые удары по наземным целя осуществляли все, кто только мог.
