Сейчас Виктор руководил доводкой до ума трех больших проектов. Два из них относились к программам краткосрочной перспективы и могли быть реализованы уже в ближайшие месяцы. Речь шла именно о тех машинах, о которых он рассказывал Елизавете Аркадиевне в их первую деловую встречу. На полигоне Липная Горка близ Тихвинского филиала авиастроительного завода товарищества "Мотор" уже испытывались первые предсерийные образцы двухмоторного пикирующего бомбардировщика. По новой, еще не утвержденной Адмиралтейством классификации это был "бомбардировщик поля боя": относительно короткий разбег, способность взлетать с грунтовых аэрополей, боевой радиус 800 километров, крейсерская скорость 580 км/ч, грузоподъёмность 1100 килограмм. Как раз накануне выдался ясный день, и Виктор летал на геликоптере на полигон, чтобы посмотреть на испытания.
В течение дня в воздух подняли все три имевшихся на данный момент машины, и результаты не могли не радовать. Конечно оставалось еще много технических вопросов, требующих разрешения прежде, чем "Сапсан-7" пойдет в большую серию. Надо было довести до ума кислородную систему и герметичность кабины, так как бомбардировщик мог подниматься на высоту до десяти километров. Следовало так же решить вопрос о том, что важнее сто килограмм дополнительной бомбовой нагрузки или еще один стрелок. Пока в прототипах Первом и Втором предполагался экипаж из трех человек - пилот, штурман, стрелок-радист, - а на Третьем - из четырех. Там добавлялся еще один хвостовой стрелок, чтобы плотно перекрыть, как верхний, так и нижний сектора задней полусферы, и прикрыть при необходимости нижний передний сектор. Но на самом деле проблем было гораздо больше: тут и автоматика бомболюков, и механизм автоматического выхода из глубокого пике, а еще вооружение, радиостанция и множество других технических вопросов, над ответами на которые в ударном темпе бились лучшие конструкторы и инженеры полигона и завода.
Одновременно на заводах Кокорева в Вологде заканчивали работу над тяжелым бомбардировщиком с соосными толкающими воздушными винтами, там же на аэрополе Коржа-Испытательный облетывали его прототип. "Орел" был хорош и, в общем-то, практически готов для серийного производства, а перед инженерами и конструкторами стояли, в принципе, те же задачи, что и в случае с пикировщиком. Но, разумеется, с поправкой на размеры, грузоподъемность, потолок и боевой радиус. Кроме того, для "Орла" пятой модели требовалось спроектировать две, а возможно, и три герметичные кабины, чтобы рационально разместить в его недрах все шесть членов экипажа.
Однако самым интересным и наиболее секретным являлся третий проект, получивший обозначение "Удар грома". В рамках этого проекта разрабатывался первый в этом мире реактивный истребитель-штурмовик "Х-1", который позже предполагалось назвать "Болид-1". Как ни странно, идея была не нова, но дело тормозилось из-за двух крайне серьезных проблем. Первая была чисто психологической: командование флота не понимало зачем нужен этот сложный, опасный и дорогой аппарат, если максимальный прирост скорости будет всего сто километров в час. Новые модели штурмовиков - "Коч-15", например, - итак уже добрались до скорости в 700 км/ч, а для быстрого взлета или форсирования скорости в бою были разработаны реактивные бустеры.
Вторая проблема относилась к области науки и технологии. Для того, чтобы довести реактивный самолет до поточной линии, Рубинштейну нужен был надежный реактивный двигатель. Такой двигатель был давным-давно разработан в другом мире, успел устареть и, соответственно, был подробно описан в литературе по истории авиации и ракетостроения, но Виктору пришлось его "изобрести" заново, подбросив нужным людям в подходящий момент несколько интересных идей. Так в Себерии был создан первый по-настоящему работоспособный одновальный турбореактивный двигатель, работающий на искусственном топливе, производимом из каменного угля. Тем не менее, работы на "Болиде" было еще много. Что называется, начать и кончить.
Учитывая обстоятельства, Виктор старался успевать везде. Очень уж ему хотелось оправдать доверие адмирала Браге. Вот и крутился, словно белка в колесе, но все равно не успевал сделать все, что запланировано. Поэтому еще в декабре он внес в свою жизнь несколько рациональных изменений, позволявших сделать его деятельность более эффективной. Первым делом, Виктор отменил выходные, они при нынешних его обстоятельствах, были Виктору без нужды. Затем, чтобы сократить время на дорогу со службы и на службу, он переехал в здание, выделенное Адмиралтейством под Специальное Техническое Бюро. С разрешения Елизаветы Аркадиевны построил себе там под крышей небольшую холостяцкую квартирку. Входить в нее он мог или через Бюро, или с параллельной улицы.
Ничего особенного, не роскошь, а всего лишь служебная необходимость, которую вскоре оценили и некоторые другие сотрудники из холостых. Здание - небольшой трехэтажный особнячок постройки начала прошлого века - стояло на тихой улице на самой границе старого города. Четвертый - мансардный - этаж построили прямо в ходе ремонта. Ну, и кроме того Виктор обзавелся служебным геликоптером, организовав для него посадочную площадку у себя над головой, на крыше особняка. Так что по городу он носился на мотоцикле, окончательно перейдя по такому случаю на кожаную пилотскую униформу, а на испытательные базы, заводы и аэрополя летал на геликоптере. Это экономило ему массу усилий и позволяло сделать больше дел за единицу времени. Однако случались и передышки.
В тот день, вечером, закончив все дела в конторе, Виктор решил перекусить. Дело было в восьмом часу вечера, когда из кабинетов Бюро испарились все сотрудники, кроме горстки полубезумных гениев, которым он, увы, ничем в данный момент помочь не мог. Впрочем, он подумал было, что может еще немного посидеть в своем кабинете, чтобы изучить отчеты об испытаниях новой техники, но почувствовал вдруг лютый голод и по случаю вспомнил, что сегодня не только не обедал, но даже не позавтракал. Выпил чашку кофе с папиросой и спустился в Бюро, да так там и остался, выпив, правда, за день несметное количество чашек чая и кофе и выкурив две пачки папирос. Немудрено поэтому, что у него не только сводило живот от голода, у него еще и голова кружилась. В общем, сообразил, - не дурак, поди, - что так дальше дело не пойдет, сменил летный шлем на фуражку и пошел искать ресторан или чайную. На их улице подобных заведений не было вообще, - тихий "спальный" район, застроенный солидными домами, - но, если пройти несколько кварталов на восток, ты попадал на ярко освещенный и полный жизни Великокняжеский проспект. Вот там было полно ресторанов, чайных и пивных, а также кухмистерских, трактиров и новомодных франкских кафе.
Вот, собственно, на пути туда он и встретил ту, о ком, честно говоря, давно уже не вспоминал. Они одновременно вошли под свет фонаря: он с одной стороны, а боярыня Селифонтова - с другой. Увидели друг друга и встали, как вкопанные. Так и стояли, наверное, с минуту, рассматривая он ее, а она - его, и не зная, что сказать. Наконец, Виктор опомнился, - все-таки авиатор, - и сказал то, что думал:
- Ужасно рад тебя встретить, Настя.
- Серьезно? - неожиданно спросила она своим по-прежнему волнующим чуть хрипловатым голосом. - Я думала, ты меня никогда не простишь.
