Оказалось, что мама Роджи до сих пор ничего не знала о том, что Инги ворует жуков. И, хотя мальчик настаивал, что это подарки, она отвесила ему подзатыльник.
– Идиот! – прорычала она. – Именно поэтому они и прилетели.
Трудно было определить выражение, отразившееся на ее лице. Отчаяние? Ярость? Или, может, надежда? Нет уж, только не надежда и не облегчение.
– Это так, – согласилась Катриона. – Но это все равно должно было случиться. Если нам удастся добиться успеха, это изменит жизнь всей зоны.
Она не говорила, что маме Роджи и ее семье придется с этим смириться, но это было ясно и без слов.
Нужно было уяснить многое.
– Давно вы здесь живете? – спросила она, обведя глазами дом, огород, сарай. И, конечно, кладбище. – Мне кажется, Вадиму придется многое мне объяснить.
А также давать объяснения придется начальнику Вадима и всем его коллегам, кто вольно или невольно участвовал в утаивании того, что происходит в зоне.
Ядвига, возможно, и не понимала всех деталей, но по общему тону разговора уяснила, что Вадиму угрожает опасность, и тотчас же бросилась ему на помощь:
– Вадим мне как старший брат. Он о нас заботится. Вадим хороший!
Ядвига говорила и говорила, и, не надеясь ее остановить, мама Роджи кивком пригласила Катриону оставить на время компанию.
– Идем. Только ты и я. Прогуляемся.
Катриона подавила чувство сомнения:
– Отлично. Идем.
Энрике тем временем загрузил молодежь работой по поимке, подсчету и размещению сбежавших жуков, одновременно, причем совершенно безвозмездно, читая детям лекцию. Катриона же последовала за хозяйкой в лес, подальше от посторонних ушей. Там мама Роджи показала на два лежащих подле друг друга ствола дерева. Катриона устроилась на одном из них, попутно вспомнив поговорку: стоит тебе присесть, и любая трагедия превращается в комедию. Хотя здесь, похоже, этот номер не пройдет.
Мама Роджи села напротив, напряженно размышляя. Катриона ждала.
Наконец женщина, склонившись и зажав ладони между коленями, посмотрела на землю под ногами и сказала:
– Ты, конечно, слышала о мародерах из Вашнуя.
– Банда, которая свирепствовала в этих краях тридцать лет назад, у которой в зоне было убежище?
Катриона помнила эту историю. Случайная кража привела к воровству бесшабашному и отчаянному, оно же с неизбежностью повлекло за собой убийство – сначала по неосторожности, а потом и преднамеренное. Совершенно бессмысленное и жестокое уничтожение всех обитателей отдаленной фермы переполнило чашу терпения окружных властей, и воспоследовала кара.
Женщина кивнула.
– Старый граф Петер повесил всех, – сказала она.
Галактическая система терапии и реабилитации преступников еще даже не брезжила на горизонте. Зная кое-что об этом деле из кошмарных отчетов, хранящихся у Майлза, Катриона ничуть об этом не сожалела.
– Всех, кроме меня, – продолжала мама Роджи. – Меня спасло мое брюхо.
Катриона моргнула. Все верно. Тогда, в Период Изоляции, беременных не казнили – обычай, который поддерживался и в те времена, когда появились более современные способы обхождения с преступниками. Петер, вне всякого сомнения, был человеком старых добрых правил – по крайней мере таковым его сделали годы борьбы и опыта. Вообще, злодеяния этой шайки мародеров входили в компетенцию местных судов, но смертные приговоры – по закону – отправлялись на утверждение Суда графства.
– Старый Петер предложил мне на выбор – либо тюрьму, либо виселицу. А я попросила отправить меня в зону. И он сказал: да будет так, и мальчик-пристав ударил тупым концом копья в пол. Таковы были правила в суде. И вот я оказалась тут.
В архиве суда в Хассадаре, конечно же, можно найти все жуткие подробности этого дела – если, конечно, у Катрионы достанет выдержки и любопытства. Поэтому нет смысла заставлять эту старую женщину (вряд ли ей больше пятидесяти, но выглядит она действительно как старуха) копаться в памяти, да еще и признаваться в этом постороннему человеку. Катрионе важно не то, что было, а то, что есть. Она кивнула – продолжайте!
– Мне здесь понравилось, – продолжала женщина. – Мало-помалу все меня оставили в покое. Впервые за свою глупую молодую жизнь я стала жить самостоятельно. Правда, люди Петера приглядывали за мной. В те годы они посмеивались над этими штуками – дозиметрами, по поводу которых нынче так беспокоится Вадим. Когда Борису было три года, я и нашла в лесу эту поляну – там, где люди оставляли свои тайны.
Она сделала паузу, мельком взглянув на Катриону.
– Там, знаешь ли, оставляли не только мутантов. В Период Изоляции был еще и голод, а потому не все могли позволить себе больше одного ребенка. Особенно если первым рождался мальчик, хотя, по мне, так девочки гораздо лучше.
– Понимаю, – отозвалась Катриона – важно было показать, что она слушает. Слушает и в самом деле понимает.
– Так у меня и появилось это занятие, находить в зоне брошенных детей. Правда, с годами их становилось все меньше. Последним был Инги, тринадцать лет назад. А после этого – никого.
– Что же произошло тринадцать лет назад?
Мама Роджи пожала плечами.
– Передвижные больницы Форкосиганов добрались до самых дальних деревень по ту сторону холмов, – проговорила она.
Точно! Катриона помнила, как ее обычно жизнерадостная и спокойная свекровь бушевала по поводу необходимости модернизации окружных систем образования и здравоохранения. Петер позволил своей галактической невестке заниматься школами только начального уровня, маленькими детьми – не больше. Но, когда после смерти старого графа Округ оказался полностью в женских руках, тут-то она и развернулась, начав с организации технических школ для молодежи. Сперва большие города – там проще было охватить максимальное количество людей. Потом дело дошло и до передвижных клиник – вот вам и крайнее звено в цепи системы распределения жизненных благ.
– Так оно все и закончилось, леди, – сказала мама Роджи. – Прошли годы, и все закончилось.
– Нет, – возразила Катриона, – все только начинается.
– Не для меня, – покачала головой женщина. – Я-то знаю вашу породу. Думаете, что можете все, но это не так.
Катрионе не хотелось спорить. Ей бы встретиться с Майлзом, подумала она.
– А что это за история с Вадимом и Ядвигой? – спросила она.
Мама Роджи вновь пожала плечами.
– Когда она родилась, Вадиму было всего пятнадцать. Его родители послали ее сюда. Вадим страшно переживал, но его отец сказал, что это для его, Вадима, блага. А по мне, так все равно, что топить котят.
Катриона вздохнула.
– Потом Вадим приходил ее проведать, еще до того, как стал смотрителем. Вскоре его отец разбился в дорожной катастрофе, а мать воспользовалась билетом в один конец на Зергияр. Когда графа забрали на должность вице-короля, эта программа еще работала. И вот она улетела и оставила здесь все свои печали. Говорят, еще жива.
