Его пистолет выстрелил у самой моей головы, но пуля вошла в потолок, потому что он пошатнулся, а из раздробленной руки фонтаном ударила кровь. В ту же секунду мы с Холмсом навалились на него и вырвали пистолет из перебитой руки. Он пытался сопротивляться, но рана оказалась слишком болезненной, и он потерял сознание. Я наложил ему жгут, а Холмс поспешно вызвал представителей Скотленд-Ярда.
– Мой дорогой друг, я должен нижайше извиниться перед вами, – с жаром проговорил Холмс некоторое время спустя, когда Лестрейд увез свою бесчувственную добычу и мы снова остались одни.
Не постыжусь признаться, что, когда все закончилось, я почувствовал реакцию. Когда я наливал нам всем щедрые порции виски, руки у меня дрожали. Мисс Нейсмит, как всегда, от спиртного отказалась.
– Мои ошибки были только чуть менее грубыми, чем те, что совершил Гельмут, – продолжил Холмс. – Мне и в голову не пришло, что он явится в ловушку раньше, чем мы ее приготовим. Беспристрастное Провидение, наверное, услышало, как я дразнил Лестрейда. Но, если подумать, его поведение было в высшей степени логичным, хоть и смелым. Зачем человеку его возраста разрабатывать у себя способности вора-форточника?
– Он всегда был вот таким хитрым, – вставила мисс Нейсмит. – Он прорывал вашу защиту и пронзал сердце раньше, чем вы успевали заметить, что он обнажил шпагу. Так он и меня провел.
Она вздохнула.
– Я постепенно все вспоминаю. На самом деле виновата была я сама. Полный идиотизм.
Я уже довольно долго наблюдала за его деятельностью. Мне казалось, что мы с Кальвином Осером в конце концов сможем обвинить его в том, что он держит у себя ядовитые вещества. Я собиралась достать для Кальва кое-какие образцы, чтобы провести сравнительный анализ. Этого плюс показаний о том, что я видела и слышала за время моей работы на него, будет достаточно, чтобы его судить.
И вот как-то вечером, когда я собиралась уйти домой (я снимала комнату в пансионе), Гельмут меня потряс: он пришел в лабораторию и попросил меня выйти за него замуж. Я не знала, что сказать.
– Как вы могли даже на секунду подумать о том, чтобы стать женой такого человека? – изумленно спросил я.
– Ну, не знаю. Я понимала, что в его прошлое лучше не заглядывать, но и про мое можно было сказать то же. Я никогда не боялась ядовитых змей – с тех пор как в детстве охотилась на гремучих змей, чтобы получить деньги на карманные расходы: графство платило за них премии. Я не понимала, что гремучие змеи – гораздо более благородные создания и всегда предупреждают о том, что собираются на вас броситься. Меня всегда восхищали его блестящие способности. Мне казалось, что он не относился ко мне свысока из-за того, что я женщина. Он всегда требовал, чтобы моя работа была безукоризненной, и я его за это уважала. И, по правде говоря, я была настолько глупа, что почувствовала себя польщенной: мне впервые сделали предложение, и все такое прочее. К тому же я была усталой. Меня это настолько выбило из колеи, что я вдруг представила себе такую романтическую картину: я прошу его прекратить преступную деятельность. Несравненно лучше будет исправить этого умнейшего человека, а не посадить его в тюрьму. И это я помогу ему исправиться! – Она рассмеялась, но смех прозвучал довольно резко, что меня встревожило. – Я на это ему и намекнула – довольно прямо. По тому, что он сказал после, я поняла, что все эти месяцы он считал меня слепой, глухой и к тому же тупой. Он был искренне потрясен тем, что я его раскусила.
Он попросил, чтобы я дала ему день на размышления. При этом он дал мне понять, что глубоко тронут. Когда я на следующий день пришла на работу, он с улыбкой подошел ко мне и сказал, что мои слова произвели на него огромное впечатление, а потом приложил мне к лицу тряпку, пропитанную хлороформом. Это последнее, что я помню, до той минуты, когда я очнулась в той комнатке в Кэмберуэлле.
Наверное, ему хотелось превратить меня в идеальную послушную жену. У него было пристрастие к опасным любимцам (он держал дома ядовитых змей и злобного оцелота) и художественным редкостям. Ему просто захотелось прибавить меня к своей коллекции.
Эту болезнь я вызываю у всех моих друзей. У него она обрела крайне острую форму. Они все пытаются переделать меня в соответствии с какими-то собственными представлениями о реальности. Моя кузина хотела сделать из меня суфражистку, ее муж хотел, чтобы я стала врачом. Доктор Ватсон желал бы, чтобы я бросила курить и начала пить вино, миссис Ватсон советует мне поменять стиль одежды и прическу, а Кальв Осер хуже всех: требует, чтобы я стала настоящей леди.
По правде говоря, мистер Холмс, – добавила она, поворачиваясь к моему другу, – вы, похоже, уникальное исключение среди всех, кого я встречала в жизни. За время нашего знакомства вы ни разу не попросили меня быть кем-то, кроме как самой собой.
– Чего я по-прежнему не понимаю, – проговорил я, – так это зачем Гарнетту-Гельмуту или как там его на самом деле понадобилось убивать этого типа Сэкера или Сэндмена.
– Сэндмен порой ужасно раздражал, – сказала мисс Нейсмит задумчиво. – По характеру он был слабым и стремился давить на тех, кто казался ему слабее его. Один раз он попробовал кое-какие штучки со мной, но я его чертовски удивила, выкинув в окно. С тех пор он меня не трогал. Он работал с Гельмутом довольно долго – приехал с ним из Южной Америки, насколько я знаю. Возможно, он попробовал прибегнуть к шантажу. Это было бы вполне в его стиле, а с Гельмутом пытаться устраивать такое опасно.
– Я бы не удивился, если бы в деле присутствовал такой элемент, – поддержал ее Холмс. – Но я утверждаю, что главной причиной его отравления стало преступное оскорбление монаршей особы. Его попытка убить вас, мисс Нейсмит, решила его судьбу. Мотивация поступков Гельмута (или Брукмена, как, полагаю, докажет ответ из Бразилии) настолько странная, что, на мой взгляд, он в конце концов окажется не в тюрьме, а в сумасшедшем доме.
Когда на следующей неделе из Нью-Йорка приехал лейтенант Кальвин Осер, а Холмс получил ответ на телеграмму, отправленную в Рио, все пробелы, оставшиеся в истории моей пациентки и двух ее похитителей, были заполнены. В Нью-Йорке Гельмута знали только как английского врача, который много лет работал на нью-йоркскую фармацевтическую фирму в качестве ее бразильского представителя. Он переехал из Бразилии в Америку благодаря фирме, на которую работал, а потом создал в Нью-Йорке собственное небольшое предприятие. Оно было вполне законным, однако не могло служить источником крупного состояния. Первый помощник, которого Гельмут нанял вести дела, таинственно исчез, не проработав и двух лет. Лейтенант Осер участвовал тогда в расследовании, но исчезновение молодого человека так и не было объяснено. Вот почему, когда его давняя знакомая мисс Нейсмит впервые высказала ему свои подозрения о существовании второго и гораздо более опасного фармацевтического производства, он смог проконсультировать ее со всей серьезностью. Работая вместе, они уже почти набрали нужное количество улик для ареста Гельмута – и тут мисс Нейсмит, доктор Гельмут и его секретарь Сэндмен внезапно исчезли. Осер дошел по ложному следу до Сент-Луиса, когда телеграмма, полученная от Холмса, заставила его поспешно сесть на ближайший пароход, отправлявшийся в Лондон.
