– Притормози кадр! – попросила Катриона. – И приблизь изображение!
Глаза у существа были цвета бледно-голубого льда. Уши – остроконечные.
– Господи! Да это лесной эльф, которого видел Майлз.
– Кого видел Майлз? – переспросила Марсия, вскинув брови.
– Определенно альбинос, – уточнил Энрике тоном ученого, которого, кроме точных определений, ничто не волнует.
– Да, я вижу! – взволнованно проговорила Катриона. – Майлз. Он заметил кого-то в сумерках позавчера. Кого-то похожего на лесного эльфа. Оказывается, так оно и было!
Да, Майлз успокоится, когда узнает, что эльф не был галлюцинацией, результатом сбоя в работе его психики. Если бы только это сняло все вопросы! Но, похоже, вопросы только начинаются.
Катриона рассматривала застывшее изображение. Эльф был ребенком, мальчиком. Опытным глазом она определила примерный возраст – между одиннадцатью и, если принять во внимание худобу и истощенность, четырнадцатью. Ему столько же лет, сколько Николасу, ее сыну от первого брака. Растительности на подбородке нет, полной зрелости еще не достиг.
Энрике, взглядом попросив разрешение, вновь запустил картинку в движение. На экране монитора мальчик снял с плеча изношенную холщовую сумку и вытащил оттуда литровую банку с металлической крышкой, в которой были проделаны отверстия. Сняв крышку, он принялся собирать и класть в банку самых ярких жуков.
– Он без перчаток! – воскликнула Марсия.
– И без обуви! – отозвалась Катриона.
Энрике выпрямился.
– А я, когда смотрел в первый раз, и не заметил! Он же ворует наших жуков, этот маленький… грабитель!
Уложив в банку с дюжину жуков, которые ползали по спинкам друг друга и, светясь, делали свою тюрьму похожей на волшебную лампу, мальчик наклонился и, сорвав с куста несколько листьев, покрошил их жукам, после чего завинтил крышку. Затем подошел к укрытию, где Катриона и Энрике оставили инструменты и, внимательно разглядывая каждый из них, принялся тоже укладывать в сумку.
– Он решил все у нас украсть! – воскликнула Марсия.
Это были дешевенькие инструменты – после использования можно было, не заморачиваясь с очисткой, оставить их в зоне. Но у Катрионы сердце упало не оттого, что они лишались инструментов. Они же страшно радиоактивны! Она не понимала, почему мальчик тянет время – сложил в сумку и убегай!
Но тот взялся за стремянку.
Стремянка, конечно, в сумку не поместится, и с собой ее не унесешь. Но мальчик попытался ее установить. Очевидно, он не понимал, как работают фиксаторы, и была опасность, что он упадет. Но этого не произошло. Мальчик, каждый раз забираясь все выше, стал прыгать с лестницы на землю. После этого заметил камеры и, прислонив стремянку к дереву, поднялся поближе к одной из них. Постучал, подергал, но камера прочно держалась на кронштейне, и сорвать ее не удалось. Тогда из любопытства мальчик лизнул ее, дав возможность собравшимся в лаборатории увидеть свои странно белесые глаза и длинный язык. Следы слюны остались на камере, замылив изображение.
– Ничего себе! – вздрогнула Марсия.
Вскоре скучная, не желавшая включаться в игру камера надоела мальчику, он спустился на землю, сунул лестницу на прежнее место и ушел.
– Как он туда добрался? – поинтересовался Энрике. – Там же никаких дорог, даже старых. И он слишком молод, чтобы иметь права на вождение флайера или аэробайка.
– Люди в деревнях не переживают по поводу таких мелочей, как водительские права или допустимый возраст, – уточнила Марсия.
Катриона продолжала изучать картинки с других камер, рассматривая мальчика под разными углами.
– Будь у него транспорт, он забрал бы стремянку. Она явно пришлась ему по душе, – сказала Катриона.
Она задумалась. Какой странный выбор игрушки! Конечно, все дети поступают так время от времени – отвергают лучшие игрушки и увлеченно играют с коробками, в которых эти игрушки лежат. Но со стремянкой мальчик вел себя так, словно никогда не видел ничего подобного! И почему он не воспользовался их инструментами, чтобы снять камеры – камеры были самым дорогим из того, что они с Энрике оставили на участке.
– Думаю, он ушел пешком, – сказала Катриона.
– Без обуви? – удивился Энрике. – Но куда? И откуда?
Катриона улыбнулась.
– Вообще-то в деревнях люди все еще ходят пешком, – сказала она. – И вовсе не ради спортивных тренировок. Пешком или верхом на лошади.
Говоря это, она продолжала рассматривать худощавую фигурку мальчика, который, переступив через энергетический барьер, в одной руке нес тяжелую сумку, а в другой – светящуюся банку с жуками.
– Или на пони, – закончила Катриона задумчиво.
– Но он ведь уносит наших жуков! – почти жалобно проговорил Энрике. – Зачем они ему? Ради выкупа?
По тону ученого Катриона поняла, что тот готов заплатить любые деньги, лишь бы вернуть своих питомцев.
– Да он же просто ребенок, Энрике! – сказала Катриона, и в ее воображении родилось новое, более пугающее предположение относительно мотивов, из которых исходил мальчик. Откуда барраярцы могут знать, что означает трилистник? А что, если он ворует жуков просто потому, что они красивые?
– Он ребенок мутантов, это очевидно, – сказала Марсия. – Не исключено, что кто-то заставляет его ходить в зону и воровать.
Нет, подумала Катриона, вряд ли в этой истории все так ужасно.
– Не думаю, – покачала она головой. – Он выглядит вполне… самостоятельным. Веселый, активный. Худой, но от голода явно не страдает. Ни синяков, ни серьезных повреждений на бледной коже – по крайней мере на руках и голове. Небольшие царапины – но как без них, когда продираешься сквозь колючие кусты, да еще в одной футболке? Кстати, почему в зараженной зоне находятся люди без защитных костюмов? Это же запрещено! Я думала, что одна из главных обязанностей окружного смотрителя – не пускать в зону людей. Нужно позвонить Вадиму.
Что Марсия и сделала, но оказалось, что у смотрителя выходной, он был вне зоны доступа и не перезвонил.
Энрике хмурился и моргал, не в силах осознать этот простой факт.
– А я и не знал, что у него бывают выходные, – сказал он.
Недоумение, вполне естественное для доктора – сам Энрике не имел выходных, по крайней мере предусмотренных в графике. Время его было слишком плотно заполнено всевозможными делами – так же как и ее, Катрионы, время, подумала она грустно. Хотя Марсия, жена доктора, иногда вытаскивала его из лаборатории и делала это из принципа. Ощущая, как в ней поднимается чувство вины, Катриона подумала, что и ей нужно почаще отрывать Майлза от дел и везти его отдохнуть. Но и на отдыхе Майлз умудрялся найти дело, требовавшее потом нового отдыха – и так до бесконечности. Нет уж, если он так этого хочет, пусть работает, пока не упадет. Что Майлз и проделывал регулярно. Чем-то он напоминает своих гиперактивных отпрысков. С чего бы?..
