Да нет же! Я бы почувствовала, если бы связь прервалась. Прислушиваюсь к себе, но ничего не ощущаю, кроме недосыпа. Но ведь раньше я не теряла фамильяров, и не знаю, что при этом буду чувствовать.
— Птиц, миленький? Ну ладно тебе! Выходи, я все поняла.
Жду, но никакого намека на то, что в комнате есть еще кто-то, кроме меня.
— Ну прости меня, дуру! Я не хотела. Я больше не буду! Птиииц! — канючу, уговаривая капризного и обидчивого духа, а в душе уже зреет нехорошее предчувствие. — Ну, Птиц! Птиц.
Пальцы против воли подрагивают, когда вывожу в воздухе малый круг призыва. Ворон, конечно, смертельно обидится за то, что испорчу ему всю игру, но сейчас не до того. Зато узнаю точно, в порядке он или нет. Это полезнее для моей нервной системы. Символы вспыхивают алым, но ничего не происходит. И кажется, что я действительно больше не чувствую связи с фамильяром. Совсем.
На мгновение у меня опускаются руки.
— Нет. Как же так? Почему? Глупо-то как вышло! И не вовремя.
Стиснув зубы, выдергиваю из письменного стола ящик, вываливаю содержимое на постель. Выбираю нужные ингредиенты и отшвыриваю в сторону старенький прикроватный коврик. На миг мелькает мысль: нельзя творить такое в общежитии! Но мне плевать. Уже никто ни за что с меня баллы не спишет. Выпускной экзамен сдан на отлично, диплом у меня в кармане. Бояться больше нечего.
Линия. Линия. Линия.
Пальцы чертят идеальные прямые даже на дощатом полу — сказываются годы тренировок. Два треугольника — один над другим. Вершина навстречу вершине. Вписываю гексаграмму в окружность. Вывожу хитрую вязь символов мертвого языка. Схема универсальная с одним защитным контуром, зато зов усиленный. Шесть свечей на каждый луч. Взмах руки, и призванный огневик проносится над схемой, зажигая фитили.
— Онтро. Урус. Экзао! — слова звучат четко и правильно.
Завершающий символ в центре вспыхивает первым. Алое свечение расходится по линиям, симметрично зажигая каждую. Загорается круг, озаряя маленькую комнату зловещими алыми всполохами. Выпрямляюсь и щедро вливаю в схему магию. Ее хватило бы, чтобы призвать второго Ареса, да только ничего не происходит. Круг пуст. Никакого темного марева в центре. Нет ни ворона, ни даже полудохлой ощипанной вороны, на худой конец, в которую бы превратился Птиц, протащи я его с таким упорством сквозь все миры Хаоса.
Но нет. Мой фамильяр, мой самый первый близкий друг так и не является. Можно сколько угодно пытаться снова. Чертить разные схемы так и сяк, он не придет. Отныне все это бесполезно. Я сделала все что могла, но Птица просто больше нет...
Бессильно падаю на колени, ощущая, как первые сухие рыдания с болью прорываются сквозь осипшее горло.
— Ирис, ты проснулась? — это Гейл стучит в дверь моей спальни. — Завтракать пойдешь?
Подхожу к двери, силясь что-то сказать. Нужно ответить, а горло словно придавили ногой в тяжелом ботинке.
— Нет, мне сейчас кусок не полезет. Идите без меня.
Для столь длинной фразы требуется серьезное усилие, но ответь я по-другому, и Гейл что-нибудь заподозрит. Не хочу и ее расстраивать перед испытанием.
—Уверена?
— Да.
— Волнуешься?
— Очень.
— Прихвачу что-нибудь для тебя. Вдруг передумаешь.
— Хорошо, спасибо.
Проклятийница уходит, а я так и остаюсь стоять, привалившись спиной к двери в полной растерянности. И даже не сразу реагирую, когда посреди комнаты вспухает ослепительно белый шар света, внутри которого проявляется мужская фигура.
Арес. Уже собранный. На лице тревога.
— Дайири, что с тобой? Снова метка?
Яростно мотаю головой.
— Тебя кто-то обидел?
Синие глаза лучатся искренним сочувствием. И в этот момент меня прорывает. Издав горестный всхлип, заливаюсь слезами, сползая по двери на пол. Светлый тут же оказывается рядом. Подхватывает на руки, обнимает. Гладит по спине и целует в волосы, а я реву как пятилетняя девчонка — в голос. Комкаю в кулаках его футболку, щедро орошая слезами. Минут через десять меня отпускает, и я тихонько переползаю с колен Ареса на кровать. Сажусь рядом, глядя в пол. Жутко неловко.
Светлый не задает вопросов, просто приносит мне стакан воды. Ждет, пока успокоюсь.
— С-спасибо, — выдаю еле слышно. — Прости, я испачкала тебе футболку.
Он только отмахивается и задает вопрос, хоть и не совсем тот, что жду:
— Я могу чем-то помочь?
— Вряд ли, — качаю головой. Он не спрашивает, но я чувствую потребность выговориться:
— Я убила Птица, Арес! Уничтожила собственного фамильяра! — голос срывается на мышиный писк.
Чувствую, что сейчас снова разрыдаюсь и срываюсь к шкафчику у входа. Там под зеркалом в выдвижном ящике маленького туалетного столика у меня хранятся разные снадобья. В том числе и успокоительные. Высыпаю тройную дозу в остатки воды. Принимаю залпом.
— Пойду умоюсь. Побудешь здесь? — я не привыкла выражать эмоции на людях, и теперь стесняюсь этого проявления слабости.
Тетушка учила, что это неприлично, а иногда даже оскорбительно для посторонних, но сейчас мне не хочется, чтобы светлый уходил.
Чувство утраты возрождает во мне невесть откуда взявшуюся фобию — меня снова покинут, и я останусь одна. Я боюсь потерять и его тоже. Боюсь больше не увидеть этого, внезапно ставшего мне таким дорогим, мужчину.
Арес смотрит исподлобья и улыбается одними глазами, а я вдруг ловлю себя на том, что застыла на пороге ванной комнаты и смотрю на него так, словно хочу запомнить каждую черточку. Каждое пятно от моих слез на его футболке. Каждую точку темной щетины на мужественном подбородке. Выражение глаз, беспорядок в волосах. Его всего...
Внезапно становится неловко. Совсем меня за дурочку примет. То реву как раненый заяц, то застываю в пространстве, уставившись в одну точку.
— Ирис?
— Ничего. Сейчас вернусь.
Пока умываюсь и принимаю душ, успокоительное действует, замораживая наглухо все чувства и эмоции. Странное состояние вселенского равнодушия стремительно овладевает мной. Закрадываются подозрения, что доза была далеко не тройная, но так даже лучше. Дыхание выравнивается, сердце стучит медленнее, и больше не тянет рыдать. Отлично, во дворце будет не до истерик. О том, как стану проходить испытание, не хочу даже думать. Как-нибудь.
Возвращаюсь в комнату.
— Ирис, ты...
Арес медленно поднимается, не сводя с меня какого-то странного растерянно-ошалевшего взгляда. Шумно сглотнув, он вдруг резко поворачивается ко мне спиной. Чего это с ним? И тут доходит, что я слегка забыла одеться. Совсем. Полотенце на голове ведь не считается, да?
