По пути он что-то говорит бледному парнишке-артефактору и тот согласно кивает. Со смешанным чувством шагаю следом, внимательно вглядываясь в широкую спину парня. Ксан измотан не меньше прочих и ранен, но все равно внимательно следит за всеми и для каждого находит слова утешения.
Отчего-то мне стыдно еще больше.
— Ваше величество, проход чист, — рапортует прямая и флегматичная до одури Гейл Мандрейдж, и только по фиолетовым отблескам на стеклах ее очков, видно, что ей тоже нелегко пришлось.
Ридрих поворачивается и обводит нас всех тяжелым взглядом и вдруг выдает неожиданное.
— Напоминаю, чтобы все это закончилось прямо сейчас, достаточно просто убить меня. Это никак не отразится на вашем будущем.
Боевики хмуро, почти зло молчат. В их глазах все еще горят отблески боя. Остальные в недоумении переглядываются. У меня в голове не укладывается услышанное. Да как он может?! После всего, что ребята сделали, пусть и не взаправду.
Мы вымотаны и с ног до головы покрыты слизью и пылью. Даже на зубах что-то неприятно хрустит. Ноет каждая мышца и клеточка, а раны болят и кровоточат. Так чем же это не реальность? Еще чуть-чуть и вообще перестанем их различать. Пойди, пойми, где жизнь, а где вымысел, когда такое творится.
— Не нужно нас обижать, ваше величество, — глухо отвечает за всех Ксан. — Не обесценивайте то, что мы сделали.
— Прошу прощения, если кого-то оскорбил. Но я должен был об этом сказать. И. я оценил. Можете мне не верить, но я и сам не ждал ничего подобного. Для меня все это тоже испытание. Только я не сразу это понял, зато теперь наконец осознал, в чем именно оно заключается.
Император неожиданно светло улыбается нам.
— Идемте-ка внутрь, ваше величество, — хмуро оглядываясь через плечо, предлагает Гас.
— Боюсь, оставаться здесь слишком опасно.
Обернувшись, посмотрела туда же, куда и некромант, чтобы убедиться, насколько он прав. Дальние холмы точно покрылись живым, а точнее, мертвым ковром. К нам неумолимо приближалась новая волна чудовищ. И было их намного больше, чем раньше.
— Еще чуть-чуть и все они окажутся здесь... — закончил некромант.
Что тогда будет, никому из присутствующих рассказывать не было нужды.
— Да откуда они берутся-то?! — задает риторический вопрос артефакторша, и в ее голосе слышатся нотки приближающейся истерики.
Да уж! Есть отчего заистерить. Только через несколько мгновений осознаю, что и сама думаю также, а ведь речь идет всего лишь о выдумке.
— Поспешим, Кроу, — зовет меня Берки и тянет за собой под локоть.
Мрачная, с перепачканным лицом и тоской, поселившейся в огромных глазах Люсиль выглядит разом повзрослевшей. Чуть впереди нее шагает Гас. В какой-то момент он оглядывается, убеждаясь, что никто не остался снаружи.
Мы с Люсиль входим последними под нетерпеливые понукания подгоняющих нас боевиков, которые спешно затворяют оказавшиеся почему-то хлипкими ворота. Закладывают в проржавевшие петли засов.
— Интересно, выдержит ли он хотя бы один удар, или петли рассыпятся сразу? — с сомнением чешет затылок Дин.
И правда, укрытие, казавшееся таким надёжным снаружи, изнутри совсем не внушает доверия. Плотный высокий частокол на поверку прогнил и зияет сквозными дырами, через которые хорошо видна приближающаяся со всех сторон армия чудовищ.
— Что-то и мне не верится, что он хоть кого-то способен сдержать...
Вспоминаю дерущихся гигантов, которых стравила Дайана. Интересно, кто победил?
— Хорошо хоть мертвяки — не человекообразные, — рутинно выдыхает Люсиль невпопад моим мыслям.
— Почему? — искренне интересуется Гас.
— Я бы тогда точно сбрендила. — блондинка какая-то обреченно спокойная.
Я бы тоже скорее всего сбрендила, если бы на нас стали нападать хм. человекообразные мертвяки.
Ридрих останавливается и осматривается.
— Это здесь, я не ошибся — удовлетворенно кивает он собственным мыслям.
— О чем вы, ваше величество? — Гейл, которая держится рядом с ним, как всегда невозмутима и безупречна.
У нее даже прическа в порядке, и разве что пятна на одежде выдают то, что она прошла с нами весь путь.
— Здесь я смогу вообразить место для портала, — открыто улыбается Ридрих Ронн.
— Вы умеете создавать порталы?! — удивляется один из артефакторов.
— Нет. Но здесь я смогу их вообразить, если получится побороть чужую волю.
Мы ошарашенно замолкаем, вопросительно глядя на монарха.
— Для меня это тоже испытание. Я должен попытаться вытащить нас отсюда, — печально усмехается он. — И это пока не конец. Так что сначала примите мою благодарность.
Он словно отодвигается, а голос напротив звучит бархатистее, вливается в уши, омывает сознание, очищая от всех пережитых эмоций. Заставляет подумать о светлом. И вот уже не видно дыр в заборе, за которыми маячат злобные монстры, грозя нам пусть мнимой, но такой реальной погибелью.
Я с удивлением обнаруживаю себя в светлой уютной комнате, сидящей за низеньким столом... Рисую магическими карандашами. Неуверенной рукой веду по бумаге фиолетовым с мерцающими розовым блестками, с удовольствием наблюдая, какой красивый след остается там, где бумаги касается грифель.
— Какая красота, Ирис! — раздается откуда-то сверху восхищенный голос мамы. — Это дракончик или грифон?
Она интересуется искренне, несмотря на то что перед собой вижу лишь разноцветные, пусть и красиво мерцающие каракули. Глядя на них, я радуюсь и вдохновляюсь на новые художественные подвиги. Так, что даже язык от стараний высовывается сам по себе.
— Нет! — пищу неожиданно тоненьким голоском.
— А что тогда? — добавляет мама осторожнее, словно боясь меня расстроить. — Подскажи мне?
— Это зе папочка с подагками пгиехал! Газве ты не видис? — принимаюсь объяснять маме, где и что нарисовано на картинке, и мой голос звучит совсем непривычно.
— О! Теперь вижу! Наверное, самый большой подарок у папочки в руках для тебя? — преувеличенно серьезно задает вопрос мама.
— Нет, мой вон тот. Поменьсе. В зеёной кообке.
— Соскучилась по папочке, да Ириска?
Часто киваю.
— И я, — мама грустно вздыхает.
Пытаюсь обернуться и разглядеть мамино лицо, но вижу лишь высокую фигуру в белом. Тонкую талию, длинный подол юбки, но все, что выше теряется в мутной дымке...
Нет. Это просто слезы!
Одна за другой они катятся по щекам и капают прямо на рисунок, размывая его очертания и смешивая мерцающие краски.
— Ну вот! Все художество испортила, ревушка моя! — ласково укоряет мама. — И чего сырость развела? Не расстраивайся, милая, папа скоро вернется, — ласковая рука гладит по волосам, и от этого прикосновения по плечам бегут приятные мурашки.
