Перепачканное копотью лицо Руфуса, рядом с.
С остатками корзины от сфира?!
Фес Небоход. Почему-то живой.
Все смотрят в одну сторону. Я тоже смотрю, куда и они. Там в голубом небе что-то происходит. Фигурка с огромными крыльями из пламени мечется над Долиной Вулканов, уворачиваясь от щупалец огненного чудовища. Именно в этот момент они хватают его и утягивают вниз.
— Арес! — я рвусь вперед, но что-то мягко касается моей головы, и реальность снова гаснет.
Когда открываю глаза в следующий раз, обнаруживаю себя в каком-то незнакомом месте.
Спальня. Явно мужская. Обстановка роскошная, но слегка потертая. Словно бы хозяину глубоко наплевать. Я лежу на кровати с балдахином, но он не спускается красиво, как полагается, а местами оборван, словно мешался. А местами опален.
Как я здесь оказалась? Последнее, что я помню, больше походит бред сумасшедшего или кошмар. Я думала, что попала на суд к Вездесущему, настолько сюрреалистичная картина предстала взгляду, но нет.
Похоже, я жив и здорова, а не сгорела в Долине Вулканов.
Нигде ничего не болит и в туалет очень хочется. Чтобы окончательно убедиться, что я не сплю, щипаю себя за бедро. Больно!
Стоп!
Что это на мне? Приподняв края одеяла, заглядываю под него.
Ночная сорочка? Меня переодели. Но кто и когда?
Какой-то бред... Или не бред? Что если все, что я видела, было на самом деле? Тогда... Тогда было падение. Нестерпимый жар и огненный спрут тоже.
Меня передергивает от ужаса.
И Арес... Вездесущий, нет! Весь кошмар ситуации обрушивается на меня невыносимым грузом. Что если.. .Что если из-за нашей самонадеянности.
Слезы застят глаза.
— Арес! Арес!
— Я здесь! Здесь, дайири. Что-то случилось?
Светлый появляется откуда-то сбоку. С мокрыми волосами и полотенцем на бедрах. В одной руке он держит маленький поднос с завтраком. Мгновение суетится, но ставит его на стол и оказывается рядом со мной.
Глава 21. Буря чувств! Объявлено штормовое предупреждение
Арес передо мной. Живой и невредимый. Ни одного ожога или раны на его великолепном теле, только едва заметный рисунок татуировок под кожей, сейчас спящих и умиротворенных, да. Темное пятно на груди. Прямо там, где совсем недавно было крылатое солнце.
Тяну к нему руку, не в силах вымолвить ни слова, и светлый замирает, как хищный зверь, готовый в любой миг сорваться с места. Мои пальцы сильно дрожат, когда касаюсь странного, точно обесцвеченного пятна на коже. Глажу его, и громкий всхлип сам собой вырывается из груди. Поднимаю полный слез взгляд на Ареса, но натыкаюсь на ледяной шторм в потемневших от гнева глазах.
— Не надо, Ирис! Не смей меня жалеть! — рычит светлый мне прямо в лицо. — Не смей!
Вопреки этим резким словам, поверх моей руки ложится его большая, чуть шероховатая ладонь. Прижимает, и я чувствую, как надрывно стучит в груди его сердце.
— Я тебя не. — хочу сказать столько всего, но глаза Ареса закрываются.
— Помолчи! — требует он. — Я понял, что переоценил собственную выдержку. Думал, что смирюсь, но не могу. Поэтому у тебя есть только два варианта, Ирис. Первый: ты немедленно убираешься в Раадрим и клянешься на крови, что никогда больше не сунешь свой любопытный нос в Авельен. Персональный магический запрет, Ирис. Только для тебя! Ясно?
Теперь Арес смотрит мне прямо в глаза и говорит так, словно ненавидит меня всей душой. Но то, как он продолжает стискивать мою руку, прижимая к собственному сердцу, свидетельствует об обратном.
— Арес, я...
— Дай же мне договорить! Я не потерплю, чтобы однажды ты заявилась сюда вместе с мужем и все разрушила. Я не желаю унижаться и делать вид, что мне все равно. Я уважаю Ридриха и твой выбор, но. — он замолкает, переводя дух или подыскивая слова. — Я не желаю на это смотреть. Ты поняла? — договаривает он уже почти спокойно, разве что дышит чаще, чем следовало бы.
Ридрих? Светлый решил, что я. Что мы теперь с Ридрихом? Да с чего он это взял?!
Я возмущена и готова взорваться словами обиды. Высказать все о самовлюбленных идиотах, которые даже не удосуживаются сначала все выяснить, а затем делать выводы, но останавливаю свой порыв и задаю самый правильный вопрос:
— А второй вариант? Ты его так и не озвучил, — получается достаточно равнодушно, прямо по-королевски.
Так, как я и хотела, чтобы не выдать всего, что творится у меня на душе.
Арес медлит мгновение, а затем его лицо оказывается совсем рядом. Пальцы крепко впиваются мне в волосы, притягивая ближе. Губы накрывают мой рот, и жалящий, болезненный поцелуй порождает целую бурю ощущений. Сердце срывается в пропасть, а затем начинает полет вверх, стуча все быстрее — словно бьет крыльями птица, пытающаяся подняться в небо с тяжелым грузом.
Голова кружится, и я инстинктивно впиваюсь пальцами в обнаженные мужские плечи. Вдыхаю невероятный, самый приятный для меня запах чистого мужского тела и отвечаю светлому, как мечтала ответить с тех самых пор, когда мы расстались на площади перед испытанием.
Это словно отрезвляет Ареса. Он разрывает поцелуй и отталкивает меня на подушки.
— А второй вариант тебе все равно не понравится, — отворачивается он к окну.
— Не тебе судить! — вскакиваю и пихаю его в грудь.
Толку от моего порыва нет. Светлый словно каменный, но удивленного взгляда меня удостаивает. Таращусь на него так же зло, как он на меня, но при этом ощущаю какое-то глубинное счастье и тепло по всему телу. Раз так себя ведет, значит любит. Значит, мне нечего переживать и опасаться, что правителю Фриденвелта, Арессандро Дарро Вэллору не нужна какая-то там адептка из Раадрима.
Мы можем быть вместе и будем.
— Ну же! Говори, раз начал! — да, я совершенно не почтительна, но сейчас не время для политеса.
— Тогда слушай! — он надвигается на меня, вынуждая отползать, а его тон с мурлыкающими нотками умудряется звучать непререкаемо: — Ты остаешься здесь — в моей спальне. И мне плевать, есть ли у нас этот проклятый рейдл или нет. Ты навсегда становишься моей дайири. Признаешь меня мужем и господином, и мы сейчас же подтверждаем нашу связь. Сейчас же, Ирис! Поняла? — Я уже лежу на подушках, а он шепчет мне прямо в губы. — Ты никогда не вернешься в Раадрим. Ты больше шагу без моего дозволения за порог этой комнаты не сделаешь. И никаких больше экспериментов! Выбирай.
Он слегка отстраняется, давая мне возможность мыслить.
— Я против!
Разочарование на лице светлого словами не передать, и я откровенно злорадно усмехаюсь, в этот миг чувствуя себя истинно темной, раз способна так издеваться над тем, кого люблю.
